Page 232 - Анна Каренина

Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках и с улыбкой
робкою и счастливою, глядящую вверх на Левина, и его красивую красивую фыгуру,
нагнувшуюся над столом, с горящими глазами устремленными то на стол, то на нее. Он
вдруг просиял: он понял. Это значило: «тогда я не могла иначе ответить».
Он взглянул на нее вопросительно, робко.
– Только тогда?
– Да, – отвечала ее улыбка.
– А т… А теперь? – спросил он.
– Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала! – Она записала
начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: «чтобы вы могли забыть и простить, что
было».
Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал
начальные буквы следующего: «мне нечего забывать и прощать, я не переставал любить
вас».
Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой.
– Я поняла, – шепотом сказала она.
Он сел и написал длинную фразу. Она все поняла и, не спрашивая его: так ли? взяла
мел и тотчас же ответила.
Он долго не мог понять того, что она записала, и часто взглядывал в ее глаза. На него
нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в
прелестных сияющих счастьем глазах ее он понял все, что ему нужно было знать. И он
написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама
докончила и записала ответ: Да.
– В secretaire играете? – сказал старым князь, подходя. – Ну, поедем однако, если ты
хочешь поспеть в театр.
Левин встал и проводил Кити до дверей.
В разговоре их все было сказано; было сказано, что она любит его и что скажет отцу и
матери, что завтра он приедет утpом.

XIV

Когда Кити уехала и Левин остался один, он почувствовал такое беспокойство без нее и
такое нетерпеливое желание поскорее, поскорее дожить до завтрашнего утра, когда он опять
увидит ее и навсегда соединится с ней, что он испугался, как смерти, этих четырнадцати
часов, которые ему предстояло провести без нее. Ему необходимо было быть и говорить с
кем-нибудь, чтобы не остаться одному, чтоб обмануть время. Степан Аркадьич был бы для
него самый приятный собеседник, но он ехал, как он говорил, на вечер, в действительности
же в балет. Левин только успел сказать ему, что он счастлив и что он любит его и никогда,
никогда не забудет того, что он для него сделал. Взгляд и улыбка Степана Аpкадьича
показали Левину, что он понимал как должно это чувство.
– Что ж, не пора умирать? – сказал Степан Аркадьич, с умилением пожимая руку
Левина.
– Нннеет! – сказал Левин.
Дарья Александровна, прощаясь с ним, тоже как бы поздравила его, сказав:
– Как я рада, что вы встретились опять с Кити, надо дорожить старыми дружбами.
Но Левину неприятны были эти слова Дарьи Алеандровны. Она не могла понять, как
все это было высоко и недоступно ей, и она не должна была сметь упоминать об этом.
Левин простился с ними, но, чтобы не оставаться одному, пpицепился к своему бpату.
– Ты куда едешь?
– Я в заседание.
– Ну, и я с тобой. Можно?
– Отчего же? поедем, – улыбаясь, сказал Сергей Иванович. – Что с тобой нынче?