Page 233 - Анна Каренина

– Со мной? Со мной счастье! – сказал Левин, опуская окно каpеты, в котоpой они
ехали. – Ничего тебе? а то душно. Со мной счастье! Отчего ты не женился никогда?
Сергей Иванович улыбнулся.
– Я очень рад, она, кажется, славная де… – начал было Сергей Иванович.
– Не говори, не говори, не говори! – закричал Левин, схватив его обеими руками за
воротник его шубы и запахивая его. «Она славная девушка» были такие простые, низменные
слова, столь несоответственные его чувству.
Сергей Иванович засмеялся веселым смехом, что с ним редко бывало.
– Ну, все-таки можно сказать, что я очень рад этому.
– Это можно завтра, завтра, и больше ничего! Ничего, ничего, молчание! – сказал
Левин и, запахнув его еще раз шубой, прибавил: – Я тебя очень люблю! Что же, можно мне
быть в заседании?
– Разумеется, можно.
– О чем у вас нынче речь? – спрашивал Левин, не переставая улыбаться.
Они приехали в заседание. Левин слушал, как секретарь, запинаясь, читал протокол,
которого, очевидно, сам не понимал; но Левин видел по лицу этого секретаря, какой он был
милый, добрый и славный человек. Это видно было по тому, как он мешался и конфузился,
читая протокол. Потом начались речи. Они спорили об отчислении каких-то сумм и о
проведении каких-то труб, и Сергей Иванович уязвил двух членов и что-то победоносно
долго говорил; и другой член, написав что-то на бумажке, заробел сначала, но потом ответил
ему очень ядовито и мило. И потом Свияжский (он был тут же) тоже что-то сказал так
красиво и благородно. Левин слушал их и ясно видел, что ни этих отчисленных сумм, ни
труб, ничего этого не было и что они вовсе не сердились, а что они были все такие добрые,
славные люди, и так все это хорошо, мило шло между ними. Никому они не мешали, и всем
было приятно. Замечательно было для Левина то, что они все для него нынче были видны
насквозь, и по маленьким, прежде незаметным признакам он узнавал душу каждого и ясно
видел, что они все были добрые. В особенности его, Левина, они все чрезвычайно любили
нынче. Это видно было по тому, как они говорили с ним, как ласково, любовно смотрели на
него даже все незнакомые.
– Ну что же, ты доволен? – спросил у него Сергей Иванович.
– Очень. Я никак не думал, что это так интересно! Славно, прекрасно!
Свияжский подошел к Левину и звал его к себе чай пить. Левин никак не мог понять и
вспомнить, чем он был недоволен в Свияжском, чего он искал от него. Он был умный и
удивительно добрый человек.
– Очень рад, – сказал он и спросил про жену и про свояченицу. И по странной
филиации мыслей, так как в его воображении мысль о свояченице Свияжского связывалась с
браком, ему представилось, что никому лучше нельзя рассказать своего счастья, как жене и
свояченице Свияжского, и он очень был рад ехать к ним.
Свияжский расспрашивал его про его дело в деревне, как и всегда, не предполагая
никакой возможности найти что-нибудь не найденное в Европе, и теперь это нисколько не
неприятно было Левину. Он, напротив, чувствовал, что Свияжский прав, что все это дело
ничтожно, и видел удивительную мягкость и нежность, с которою Свияжский избегал
высказыванья своей правоты. Дамы Свияжского были особенно милы. Левину казалось, что
они все уже знают и сочувствуют ему, но не говорят только из деликатности. Он просидел у
них час, два, три, pазговаривая о разных предметах, но подразумевал одно то, что наполняло
его душу, и не замечал того, что он надоел им ужасно и что им давно пора было спать.
Свияжский проводил его до передней, зевая и удивляясь тому странному состоянию, в
котором был его приятель. Был второй час. Левин вернулся в гостиницу и испугался мысли о
том, как он один теперь с своим нетерпением проведет остающиеся ему еще десять часов. Не
спавший чередовой лакей зажег ему свечи и хотел уйти, но Левин остановил его. Лакей этот,
Егор, которого прежде не замечал Левин, оказался очень умным и хорошим, а главное,
добрым человеком.