Page 234 - Анна Каренина

– Что же, трудно, Егор, не спать?
– Что делать! Наша должность такая. У господ покойнее; зато pасчетов здесь больше.
Оказалось, что у Егоpа была семья, тpи мальчика и дочь швея, котоpую он хотел отдать
замуж за пpиказчика в шоpной лавке.
Левин по этому случаю сообщил Егору свою мысль о том, что в бpаке главное дело
любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что счастье бывает только в тебе
самом.
Егор внимательно выслушал и, очевидно, вполне понял мысль Левина, но в
потвеpждение ее он пpивел неожиданное для Левина замечание о том, что когда он жил у
хороших господ, он всегда был своими господами доволен и тепеpь вполне доволен своим
хозяином, хоть он фpанцуз.
«Удивительно добрый человек», – думал Левин.
– Ну, а ты, Егор, когда женился, ты любил свою жену?
– Как же не любить, – отвечал Егор.
И Левин видел, что Егор находится тоже в восторженном состоянии и намеревается
высказать все свои задушевные чувства.
– Моя жизнь тоже удивительная. Я сызмальства… – начал он, блестя глазами, очевидно
заразившись восторженностью Левина, так же как люди заражаются зевотой.
Но в это время послышался звонок; Егор ушел, и Левин остался один. Он почти ничего
не ел за обедом, отказался от чая и ужина у Свияжских, но не мог подумать об ужине. Он не
спал прошлую ночь, но не мог и думать о сне. В комнате было свежо, но его душила жара.
Он отворил обе форточки и сел на стол против форточек. Из-за покрытой снегом крыши
видны были узорчатый с цепями крест и выше его – поднимающийся треугольник созвездия
Возничего с желтовато-яркою Капеллой. Он смотрел то на крест, то на звезду, вдыхал в себя
свежий морозный воздух, равномерно вбегающий в комнату, и, как во сне, следил за
возникающими в воображении образами и воспоминаниями. В четвертом часу он услыхал
шаги по коридору и выглянул в дверь. Это возвращался знакомый ему игрок Мяскин из
клуба. Он шел мрачно, насупившись и откашливаясь. «Бедный, несчастный!» – подумал
Левин, и слезы выступили ему на глаза от любви и жалости к этому человеку. Он хотел
поговорить с ним, утешить его; но, вспомнив, что он в одной рубашке, раздумал и опять сел
к форточке, чтобы купаться в холодном воздухе и глядеть на этот чудной формы,
молчаливый, но полный для него значения крест и на возносящуюся желто-яркую звезду. В
седьмом часу зашумели полотеры, зазвонили к какой-то службе, и Левин почувствовал, что
начинает зябнуть. Он затворил форточку, умылся, оделся и вышел на улицу.

XV

На улицах еще было пусто. Левин пошел к дому Щербацких. Парадные двери были
заперты, и все спало. Он пошел назад, вошел опять в номер и потребовал кофе. Денной
лакей, уже не Егор, принес ему. Левин хотел вступить с ним в разговор, но лакею позвонили,
и он ушел. Левин попробовал отпить кофе и положить калач в рот, но рот его решительно не
знал, что делать с калачом. Левин выплюнул калач, надел пальто и пошел опять ходить. Был
десятый час, когда он во второй раз пришел к крыльцу Щербацких. В доме только что
встали, и повар шел за провизией. Надо было прожить еще по крайней мере два часа.
Всю эту ночь и утро Левин жил совершенно бессознательно и чувствовал себя
совершенно изъятым из условий материальной жизни. Он не ел целый день, не спал две
ночи, провел несколько часов раздетый на морозе и чувствовал себя не только свежим и
здоровым как никогда, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: он двигался
без усилия мышц и чувствовал, что все может сделать. Он был уверен, что полетел бы вверх
или сдвинул бы угол дома, если б это понадобилось. Он проходил остальное время по
улицам, беспрестанно посматривая на часы и оглядываясь по сторонам.
И что он видел тогда, того после уже он никогда не видал. В особенности дети, шедшие