Page 327 - Анна Каренина

отдавшись этому влечению, я изменяю своему призванию и долгу… но этого нет. Одно, что
я могу сказать против, это то, что, потеряв Marie, я говорил себе, что останусь верен ее
памяти. Одно это я могу сказать против своего чувства… Это важно», – говорил себе Сергей
Иванович, чувствуя вместе с тем, что это соображение для него лично не могло иметь
никакой важности, а разве только портило в глазах других людей его поэтическую роль. «Но,
кроме этого, сколько бы я ни искал, я ничего не найду, что бы сказать против моего чувства.
Если бы я выбирал одним разумом, я ничего не мог бы найти лучше».
Сколько он ни вспоминал женщин и девушек, которых он знал, он не мог вспомнить
девушки, которая бы до такой степени соединяла все, именно все качества, которые он,
холодно рассуждая, желал видеть в своей жене. Она имела всю прелесть и свежесть
молодости, но не была ребенком, и если любила его, то любила сознательно, как должна
любить женщина: это было одно. Другое: она была не только далека от светскости, но,
очевидно, имела отвращение к свету, а вместе с тем знала свет и имела все те приемы
женщины хорошего общества, без которых для Сергея Ивановича была немыслима подруга
жизни. Третье: она была религиозна, и не как ребенок безотчетно религиозна и добра, какою
была, например, Кити; но жизнь ее была основана на религиозных убеждениях. Даже до
мелочей Сергей Иванович находил в ней все то, чего он желал от жены: она была бедна и
одинока, так что она не приведет с собой кучу родных и их влияние в дом мужа, как это он
видел на Кити, а будет всем обязана мужу, чего он тоже всегда желал для своей будущей
семейной жизни. И эта девушка, соединявшая в себе все эти качества, любила его. Он был
скромен, но не мог не видеть этого. И он любил ее. Одно соображение против – были его
года. Но его порода долговечна, у него не было ни одного седого волоса, ему никто не давал
сорока лет, и он помнил, что Варенька говорила, что только в России люди в пятьдесят лет
считают себя стариками, а что во Франции пятидесятилетний человек считает себя dans la
force de l'age, а сорокалетний – un jeune homme. Но что значил счет годов, когда он
чувствовал себя молодым душой, каким он был двадцать лет тому назад? Разве не молодость
было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на край
леса, он увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом
платье и с корзинкой, шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это
впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом
облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса,
испещренного желтизною, тающего в синей дали? Сердце его радостно сжалось. Чувство
умиления охватило его. Он почувствовал, что решился. Варенька, только что присевшая,
чтобы поднять гриб, гибким движением поднялась и оглянулась. Бросив сигару, Сергей
Иванович решительными шагами направился к ней.

V

«Варвара Андреевна, когда я был еще очень молод, я составил себе идеал женщины,
которую я полюблю и которую я буду счастлив назвать своею женой. Я прожил длинную
жизнь и теперь в первый раз встретил в вас то, чего искал. Я люблю вас и предлагаю вам
руку».
Сергей Иванович говорил себе это в то время, как он был уже в десяти шагах от
Вареньки. Опустившись на колени и защищая руками гриб от Гриши, она звала маленькую
Машу.
– Сюда, сюда! Маленькие! Много! – своим милым грудным голосом говорила она.
Увидав подходившего Сергея Ивановича, она не поднялась и не переменила
положения; но все говорило ему, что она чувствует его приближение и радуется ему.
– Что, вы нашли что-нибудь? – спросила она, из-за белого платка поворачивая к нему
свое красивое, тихо улыбающееся лицо.
– Ни одного, – сказал Сергей Иванович. – А вы?
Она не отвечала ему, занятая детьми, которые окружали ее.