Page 377 - Анна Каренина

– Довольно одного уезда, а Свияжский уже, очевидно, оппозиция, – сказал он всем,
кроме Левина, понятные слова.
– Что, Костя, и ты вошел, кажется, во вкус? – прибавил он, обращаясь к Левину, и взял
его под руку. Левин и рад был бы войти во вкус, но не мог понять, в чем дело, и, отойдя
несколько шагов от говоривших, выразил Степану Аркадьичу свое недоумение, зачем было
просить губернского предводителя.
– O sancta simplicitas! – сказал Степан Аркадьич и кратко и ясно растолковал Левину, в
чем дело.
Если бы, как в прошлые выборы, все уезды просили губернского предводителя, то его
выбрали бы всеми белыми. Этого не нужно было. Теперь же восемь уездов согласны
просить; если же два откажутся просить, то Снетков может отказаться от баллотировки. И
тогда старая партия может выбрать другого из своих, так как расчет весь будет потерян. Но
если только один уезд Свияжского не будет просить, Снетков будет баллотироваться. Его
даже выберут и нарочно переложат ему, так что противная партия собьется со счета, и, когда
выставят кандидата из наших, они же ему переложат.
Левин понял, но не совсем, и хотел еще сделать несколько вопросов, когда вдруг все
заговорили, зашумели и двинулись в большую залу.
– Что такое? что? кого? – Доверенность? кому? что? – Опровергают? – Не
доверенность. – Флерова не допускают. Что же, что под судом? – Этак никого не допустят.
Это подло. – Закон! – слышал Левин с разных сторон и вместе со всеми, торопившимися
куда-то и боявшимися что-то пропустить, направился в большую залу и, теснимый
дворянами, приблизился к губернскому столу, у которого что-то горячо спорили губернский
предводитель, Свияжский и другие коноводы.

XXVIII

Левин стоял довольно далеко. Тяжело, с хрипом дышавший подле него один дворянин
и другой, скрипевший толстыми подошвами, мешали ему ясно слышать. Он издалека
слышал только мягкий голос предводителя, потом визгливый голос ядовитого дворянина и
потом голос Свияжского. Они спорили, сколько он мог понять, о значении статьи закона и о
значении слов: находившегося под следствием.
Толпа раздалась, чтобы дать дорогу подходившему к столу Сергею Ивановичу. Сергей
Иванович, выждав окончания речи ядовитого дворянина, сказал, что ему кажется, что вернее
всего было бы справиться со статьей закона, и попросил секретаря найти статью. В статье
было сказано, что в случае разногласия надо баллотировать.
Сергей Иванович прочел статью и стал объяснять ее значение, но тут один высокий,
толстый, сутуловатый, с крашеными усами, в узком мундире с подпиравшим ему сзади шею
воротником помещик перебил его. Он подошел к столу и, ударив по нем перстнем, громко
закричал:
– Баллотировать! На шары! Нечего разговаривать! На шары!
Тут вдруг заговорило несколько голосов, и высокий дворянин с перстнем, все более и
более озлобляясь, кричал громче и громче. Но нельзя было разобрать, что он говорил.
Он говорил то самое, что предлагал Сергей Иванович; но, очевидно, он ненавидел его и
всю его партию, и это чувство ненависти сообщилось всей партии и вызвало отпор такого
же, хотя и более приличного озлобления с другой стороны. Поднялись крики, и на минуту
все смешалось, так что губернский предводитель должен был просить о порядке.
– Баллотировать, баллотировать! Кто дворянин, тот понимает. Мы кровь проливаем…
Доверие монарха… Не считать предводителя, он не приказчик… Да не в том дело…
Позвольте, на шары! Гадость!… – слышались озлобленные, неистовые крики со всех сторон.
Взгляды и лица были еще озлобленнее и неистовее речи. Они выражали непримиримую
ненависть. Левин совершенно не понимал, в чем было дело, и удивлялся той страстности, с
которою разбирался вопрос о том, баллотировать или не баллотировать мнение о Флерове.