Page 378 - Анна Каренина

Он забывал, как ему потом разъяснил Сергей Иванович, тот силлогизм, что для общего блага
нужно было свергнуть губернского предводителя; для свержения же предводителя нужно
было большинство шаров; для большинства же шаров нужно было дать Флерову право
голоса; для признания же Флерова способным надо было объяснить, как понимать статью
закона.
– А один голос может решить все дело, и надо быть серьезным и последовательным,
если хочешь служить общественному делу, – заключил Сергей Иванович.
Но Левин забыл это, и ему было тяжело видеть этих уважаемых им, хороших людей в
таком неприятном, злом возбуждении. Чтоб избавиться от этого тяжелого чувства, он, не
дождавшись конца прений, ушел в залу, где никого не было, кроме лакеев около буфета.
Увидав хлопотавших лакеев над перетиркой посуды и расстановкой тарелок и рюмок, увидав
их спокойные, оживленные лица, Левин испытал неожиданное чувство облегчения, точно из
смрадной комнаты он вышел на чистый воздух. Он стал ходить взад и вперед, с
удовольствием глядя на лакеев. Ему очень понравилось, как один лакей с седыми
бакенбардами, выказывая презрение к другим, молодым, которые над ним подтрунивали,
учил их, как надо складывать салфетки. Левин только что собирался вступить в разговор со
старым лакеем, как секретарь дворянской опеки, старичок, имевший специальность знать
всех дворян губернии по имени и отчеству, развлек его.
– Пожалуйте, Константин Дмитрич, – сказал он ему, – вас братец ищут. Баллотируется
мнение.
Левин вошел в залу, получил беленький шарик и вслед за братом Сергеем Ивановичем
подошел к столу, у которого стоял с значительным и ироническим лицом, собирая в кулак
бороду и нюхая ее, Свияжский. Сергей Иванович вложил руку в ящик, положил куда-то свой
шар и, дав место Левину, остановился тут же. Левин подошел, но, совершенно забыв, в чем
дело, и смутившись, обратился к Сергею Ивановичу с вопросом: «Куда класть?» Он спросил
тихо, в то время как вблизи говорили, так что он надеялся, что его вопрос не услышат. Но
говорившие замолкли, и неприличный вопрос его был услышан. Сергей Иванович
нахмурился.
– Это дело убеждения каждого, – сказал он строго.
Некоторые улыбнулись. Левин покраснел, поспешно сунул под сукно руку и положил
направо, так как шар был в правой руке. Положив, он вспомнил, что надо было засунуть и
левую руку, и засунул ее, но уже поздно, и, еще более сконфузившись, поскорее ушел в
самые задние ряды.
– Сто двадцать шесть избирательных! Девяносто восемь неизбирательных! прозвучал
невыговаривающий букву р голос секретаря. Потом послышался смех: пуговица и два ореха
нашлись в ящике. Дворянин был допущен, и новая партия победила.
Но старая партия не считала себя побежденною. Левин услыхал, что Снеткова просят
баллотироваться, и увидал, что толпа дворян окружала губернского предводителя, который
говорил что-то. Левин подошел ближе. Отвечая дворянам, Снетков говорил о доверии
дворянства, о любви к нему, которой он не стоит, ибо вся заслуга его состоит в преданности
дворянству, которому он посвятил двенадцать лет службы. Несколько раз он повторял слова:
«Служил сколько было сил, верой и правдой, ценю и благодарю», – и вдруг остановился от
душивших его слез и вышел из залы. Происходили ли эти слезы от сознания
несправедливости к нему, от любви к дворянству или от натянутости положения, в котором
он находился, чувствуя себя окруженным врагами, но волнение сообщилось, большинство
дворян было тронуто, и Левин почувствовал нежность к Снеткову.
В дверях губернский предводитель столкнулся с Левиным.
– Виноват, извините, пожалуйста, – сказал он, как незнакомому; но, узнав Левина,
робко улыбнулся. Левину показалось, что он хотел сказать что-то, но не мог от волнения.
Выражение его лица и всей фигуры в мундире, крестах и белых с галунами панталонах, как
он торопливо шел, напомнило Левину травимого зверя, который видит, что дело его плохо.
Это выражение в лице предводителя было особенно трогательно Левину, потому что вчера