Page 446 - Анна Каренина

«Не обидел ли я его чем-нибудь?» – спрашивал себя Сергей Иванович.
И, вспомнив, как он при встрече поправил этого молодого человека в выказывавшем
его невежество слове, Сергей Иванович нашел объяснение смысла статьи.
После этой статьи наступило мертвое, и печатное и изустное, молчание о книге, и
Сергей Иванович видел, что его шестилетнее произведение, выработанное с такою любовью
и трудом, прошло бесследно.
Положение Сергея Ивановича было еще тяжелее оттого, что, окончив книгу, он не имел
более кабинетной работы, занимавшей прежде бо'льшую часть его времени.
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и не знал, куда употребить всю
свою деятельность. Разговоры в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно
было говорить, занимали часть его времени; но он, давнишний городской житель, не
позволял себе уходить всему в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал в
Москве; оставалось еще много досуга и умственных сил.
На его счастье, в это самое тяжелое для него по причине неудачи его книги время на
смену вопросов иноверцев, американских друзей, самарского голода, выставки, спиритизма
стал славянский вопрос, прежде только тлевшийся в обществе, и Сергей Иванович, и прежде
бывший одним из возбудителей этого вопроса, весь отдался ему.
В среде людей, к которым принадлежал Сергей Иванович, в это время ни о чем другом
не говорили и не писали, как о славянском вопросе и сербской войне. Все то, что делает
обыкновенно праздная толпа, убивая время, делалось теперь в пользу славян. Балы,
концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры – все свидетельствовало о
сочувствии к славянам.
Со многим из того, что говорили и писали по этому случаю, Сергей Иванович был не
согласен в подробностях. Он видел, что славянский вопрос сделался одним из тех модных
увлечений, которые всегда, сменяя одно другое, служат обществу предметом занятия; видел
и то, что много было людей, с корыстными, тщеславными целями, занимавшихся этим
делом. Он признавал, что газеты печатали много ненужного и преувеличенного, с одною
целью – обратить на себя внимание и перекричать других. Он видел, что при этом общем
подъеме общества выскочили вперед и кричали громче других все неудавшиеся и
обиженные: главнокомандующие без армий, министры без министерств, журналисты без
журналов, начальники партий без партизанов. Он видел, что много тут было
легкомысленного и смешного; но он видел и признавал несомненный, все разраставшийся
энтузиазм, соединивший в одно все классы общества, которому нельзя было не
сочувствовать. Резня единоверцев и братьев славян вызвала сочувствие к страдающим и
негодование к притеснителям. И геройство сербов и черногорцев, борющихся за великое
дело, породило во всем народе желание помочь своим братьям уже не словом, а делом.
Но притом было другое, радостное для Сергея Ивановича явление: это было
проявление общественного мнения. Общество определенно выразило свое желание.
Народная душа получила выражение, как говорил Сергей Иванович. И чем более он
занимался этим делом, тем очевиднее ему казалось, что это было дело, долженствующее
получить громадные размеры, составить эпоху.
Он посвятил всего себя на служение этому великому делу и забыл думать о своей
книге.
Все время его теперь было занято, так что он не успевал отвечать на все обращаемые к
нему письма и требования.
Проработав всю весну и часть лета, он только в июле месяце собрался поехать в
деревню к брату.
Он ехал отдохнуть на две недели и в самой святая святых народа, в деревенской глуши,
насладиться видом того поднятия народного духа, в котором он и все столичные и городские
жители были вполне убеждены. Катавасов, давно собиравшийся исполнить данное Левину
обещание побывать у него, поехал с ним вместе.