Page 82 - Дворянское гнездо

что судьба избавит mademoiselle Ada от подобного благополучия: из румяного, пухлого
ребенка она превратилась в слабогрудую, бледненькую девочку; нервы ее уже расстроены.
Число поклонников Варвары Павловны уменьшилось, но они не перевелись; некоторых она,
вероятно, сохранит до конца своей жизни. Самым рьяным из них в последнее время был
некто Закурдало-Скубырников, из отставных гвардейских усоносов, человек лет тридцати
восьми, необыкновенной, крепости сложения. Французские посетители салона г-жи
Лаврецкой называют его «le gros taureau de l'Ukraine» [ 59 ]; Варвара Павловна никогда не
приглашает его на свои модные вечера, но он пользуется ее благорасположением вполне.
Итак… прошло восемь лет. Опять повеяло с неба сияющим счастьем весны; опять
улыбнулась она земле и людям; опять под ее лаской все зацвело, полюбило и запело. Город
О… мало изменился в течение этих восьми лет; но дом Марьи Дмитриевны как будто
помолодел: его недавно выкрашенные стены белели приветно, и стекла раскрытых окон
румянились и блестели на заходившем солнце; из этих окон неслись на улицу радостные,
легкие звуки звонких молодых голосов, беспрерывного смеха; весь дом, казалось, кипел
жизнью и переливался весельем через край. Сама хозяйка дома давно сошла в могилу: Марья
Дмитриевна скончалась года два спустя после пострижения Лизы; и Марфа Тимофеевна не
долго пережила свою племянницу; рядом покоятся они на городском кладбище. Не стало и
Настасьи Карповны; верная старушка в течение нескольких лет еженедельно ходила
молиться над прахом своей приятельницы… Пришла пора, и ее косточки тоже улеглись в
сырой земле. Но дом Марьи Дмитриевны не поступил в чужие руки, не вышел из ее рода,
гнездо не разорилось: Леночка, превратившаяся в стройную, красивую девушку, и ее жених
– белокурый гусарский офицер; сын Марьи Дмитриевны, только что женившийся в
Петербурге и вместе с молодой женой приехавший на весну в О…; сестра его жены,
шестнадцатилетняя институтка с алыми щеками и ясными глазками; Шурочка, тоже
выросшая и похорошевшая – вот какая молодежь оглашала смехом и говором стены
калитинекого дома. Все в нем изменилось, все стало под лад новым обитателям. Безбородые
дворовые ребята, зубоскалы и балагуры, заменяли прежних степенных стариков; там, где
некогда важно расхаживала зажиревшая Роска, две легавых собаки бешено возились и
прыгали по диванам; на конюшне завелись поджарые иноходцы, лихие коренники, рьяные
пристяжные с плетеными гривами, донские верховые кони; часы завтрака, обеда, ужина
перепутались и смешались; пошли, по выражению соседей, «порядки небывалые».
В тот вечер, о котором зашла у нас речь, обитатели калитинского дома (старшему из
них, жениху Леночки, было всего двадцать четыре года) занимались немногосложной, но,
судя по их дружному хохотанью, весьма для них забавной игрой: они бегали по комнатам и
ловили друг друга; собаки тоже бегали и лаяли, и висевшие в клетках перед окнами
канарейки наперерыв драли горло, усиливал всеобщий гам звонкой трескотней своего
яростного щебетанья. В самый разгар этой оглушительной потехи к воротам подъехал
загрязненный тарантас, и человек лет сорока пяти, в дорожном платье, вылез из него и
остановился в изумленье. Он постоял некоторое время неподвижно, окинул дом
внимательным взором, вошел через калитку на двор и медленно взобрался на крыльцо. В
передней никто его не встретил; но дверь залы быстро распахнулась – из нее, вся
раскрасневшаяся, выскочила Шурочка, и мгновенно, вслед за ней, с звонким криком
выбежала вся молодая ватага. Она внезапно остановилась и затихла при виде незнакомого;
но светлые глаза, устремленные на него, глядели так же ласково, свежие лица не перестали
смеяться. Сын Марья Дмитриевны подошел к гостю и приветливо опросил его, что ему
угодно?
– Я Лаврецкий, – промолвил гость.
Дружный крик раздался ему в ответ – и не потому, чтобы вся эта молодежь очень
обрадовалась приезду отдаленного, почти забытого родственника, а просто потому, что она

59 «Тучный бык с Украины» (франц.).