Page 79 - Дворянское гнездо

пустилась вперед.
Лаврецкий посмотрел ей вслед и, понурив голову, отправился назад по улице. Он
наткнулся на Лемма, который тоже шел, надвинув шляпу на нос и глядя себе под ноги. Они
молча посмотрели друг на друга.
– Ну, что скажете? – проговорил наконец Лаврецкий.
– Что я скажу? – угрюмо возразил Лемм. – Ничего я не скажу. Все умерло, и мы умерли
(Alles ist todt, und wir sind todt). Ведь вам направо идти?
– Направо.
– А мне налево. Прощайте.

* * *

На следующее утро Федор Иваныч с женою отправился в Лаврики. Она ехала впереди в
карете, с Адой и с Жюстиной; он сзади – в тарантасе. Хорошенькая девочка все время дороги
не отходила от окна кареты; она удивлялась всему: мужикам, бабам, избам, колодцам, дугам,
колокольчикам и множеству грачей; Жюстина разделяла ее удивление; Варвара Павловна
смеялась их замечаниям и восклицаниям. Она была в духе; перед отъездом из города О… она
имела объяснение с своим мужем.
– Я понимаю ваше положение, – сказала она ему, – и он, по выражению ее умных глаз,
мог заключить, что она понимала его положение вполне, – но вы отдадите мне хоть ту
справедливость, что со мной легко живется; я не стану вам навязываться, стеснять вас; я
хотела обеспечить будущность Ады; больше мне ничего не нужно.
– Да, вы достигли всех ваших целей, – промолвил Федор Иваныч.
– Я об одном только мечтаю теперь: зарыться навсегда в глуши; я буду вечно помнить
ваши благодеяния…
– Фи! полноте, – перебил он ее.
– И сумею уважать вашу независимость и ваш покой, – докончила она свою
приготовленную фразу.
Лаврецкий ей низко поклонился. Варвара Павловна поняла, что муж в душе благодарил
ее.
На второй день к вечеру прибыли они в Лаврики; неделю спустя Лаврецкий отправился
в Москву, оставив жене тысяч пять на прожиток, а на другой день после отъезда Лаврецкого
явился Паншин, которого Варвара Павловна просила не забывать ее в уединении. Она его
приняла как нельзя лучше, и до поздней ночи высокие комнаты дома и самый сад
оглашались звуками музыки, пенья и веселых французских речей. Три дня прогостил.
Паншин у Варвары Павловны; прощаясь с нею и крепко пожимая ее прекрасные руки, он
обещался очень скоро вернуться – и сдержал свое обещание.

XLV

У Лизы была особая, небольшая комнатка во втором этаже дома ее матери, чистая,
светлая, с белой кроваткой, с горшками цветов по углам и перед окнами, с маленьким
письменным столиком, горкою книг и распятием на стене. Комнатка эта прозывалась
детской; Лиза родилась в ней. Вернувшись из церкви, где ее видел Лаврецкий, -она
тщательнее обыкновенного привела все у себя в порядок, отовсюду смела пыль,
пересмотрела и перевязала ленточками все свои тетради и письма приятельниц, заперла все
ящики, полила цветы и коснулась рукою каждого цветка. Все это она делала не спеша, без
шума, с какой-то умиленной и тихой заботливостью на лице. Она остановилась, наконец,
посреди комнаты, медленно оглянулась и, подойдя к столу, над которым висело распятие,
опустилась на колени, положила голову на стиснутые руки и осталась неподвижной.
Марфа Тимофеевна вошла и застала ее в этом положении. Лиза не заметила ее прихода.