Page 50 - Дуэль

— Срамота! — бормотал он, подбирая свои мокрые и грязные фалды. — Знал бы, не
пошел.
Скоро он услышал голоса и увидел людей. Лаевский, засунув руки в рукава и
согнувшись, быстро ходил взад и вперед по небольшой поляне; его секунданты стояли у
самого берега и крутили папиросы.
«Странно… — подумал дьякон, не узнавая походки Лаевского. — Будто старик».
— Как это невежливо с их стороны! — сказал почтовый чиновник, глядя на часы. —
Может быть, по-ученому, и хорошо опаздывать, но, по-моему, это свинство.
Шешковский, толстый человек с черной бородой, прислушался и сказал:
— Едут!

XIX

— Первый раз в жизни вижу! Как славно! — сказал фон Корен, показываясь на поляне
и протягивая обе руки к востоку. — Посмотрите: зеленые лучи!
На востоке из-за гор вытянулись два зеленых луча, и это, в самом деле, было красиво.
Восходило солнце.
— Здравствуйте! — продолжал зоолог, кивнув головой секундантам Лаевского. — Я не
опоздал?
За ним шли его секунданты, два очень молодых офицера одинакового роста, Бойко и
Говоровский, в белых кителях, и тощий, нелюдимый доктор Устимович, который в одной
руке нес узел с чем-то, а другую заложил назад; по обыкновению, вдоль спины у него была
вытянута трость. Положив узел на землю и ни с кем не здороваясь, он отправил и другую
руку за спину и зашагал по поляне.
Лаевский чувствовал утомление и неловкость человека, который, быть может, скоро
умрет и поэтому обращает на себя общее внимание. Ему хотелось, чтобы его поскорее убили
или же отвезли домой. Восход солнца он видел теперь первый раз в жизни; это раннее утро,
зеленые лучи, сырость и люди в мокрых сапогах казались ему лишними в его жизни,
ненужными и стесняли его; всё это не имело никакой связи с пережитою ночью, с его
мыслями и с чувством вины, и потому он охотно бы ушел, не дожидаясь дуэли.
Фон Корен был заметно возбужден и старался скрыть это, делая вид, что его больше
всего интересуют зеленые лучи. Секунданты были смущены и переглядывались друг с
другом, как бы спрашивая, зачем они тут и что им делать.
— Я полагаю, господа, что идти дальше нам незачем, — сказал Шешковский. — И
здесь ладно.
— Да, конечно, — согласился фон Корен.
Наступило молчание. Устимович, шагая, вдруг круто повернул к Лаевскому и сказал
вполголоса, дыша ему в лицо:
— Вам, вероятно, еще не успели сообщить моих условий. Каждая сторона платит мне
по 15 рублей, а в случае смерти одного из противников оставшийся в живых платит все 30.
Лаевский был раньше знаком с этим человеком, но только теперь в первый раз
отчетливо увидел его тусклые глаза, жесткие усы и тощую, чахоточную шею: ростовщик, а
не доктор! Дыхание его имело неприятный, говяжий запах.
«Каких только людей не бывает на свете», — подумал Лаевский и ответил.
— Хорошо.
Доктор кивнул головой и опять зашагал, и видно было, что ему вовсе не нужны были
деньги, а спрашивал он их просто из ненависти. Все чувствовали, что пора уже начинать или
кончать то, что уже начато, но не начинали и не кончали, а ходили, стояли и курили.
Молодые офицеры, которые первый раз в жизни присутствовали на дуэли и теперь плохо
верили в эту штатскую, по их мнению, ненужную дуэль, внимательно осматривали свои
кителя и поглаживали рукава. Шешковский подошел к ним и сказал тихо:
— Господа, мы должны употребить все усилия, чтобы эта дуэль не состоялась. Нужно