Page 148 - Идиот
P. 148

Гавриле Ардалионовичу, да и то тоже по чрезмерной доброте вашей так поступили, а что
               теперь,  сиятельнейший  князь,  оставаясь  среди  избранных  друзей  ваших,  вы  не  можете
               жертвовать такою компанией для этих господ-с, и могли бы всех этих господ, так сказать,
               сей же час проводить с крыльца-с, так что я, в качестве хозяина дома, с чрезвычайным даже
               удовольствием-с…
                     - Совершенно справедливо! - прогремел вдруг из глубины комнаты генерал Иволгин.
                     - Довольно,  Лебедев,  довольно,  довольно,  -  начал  было  князь,  но  целый  взрыв
               негодования покрыл его слова.
                     - Нет, извините, князь, извините, теперь уж этого не довольно! - почти перекричал всех
               племянник Лебедева: - теперь надо дело ясно и твердо постановить, потому что его видимо
               не  понимают.  Тут  юридические  крючки  замешались,  и  на  основании  этих  крючков  нам
               угрожают вытолкать нас с крыльца! Да неужели же, князь, вы почитаете нас до такой уже
               степени дураками, что мы и сами не понимаем до какой степени наше дело не юридическое,
               и  что  если  разбирать  юридически,  то  мы  и  одного  целкового  с  вас  не  имеем  права
               потребовать по закону? Но мы именно понимаем, что если тут нет права юридического, то
               зато есть право человеческое, натуральное; право здравого смысла и голос совести, и пусть
               это  право  наше  не  записано  ни  в  каком  гнилом  человеческом  кодексе,  но  благородный  и
               честный  человек,  то-есть  все  равно  что  здравомыслящий  человек,  обязан  оставаться
               благородным и честным человеком даже и в тех пунктах, которые не записаны в кодексах.
               Потому-то мы и вошли сюда, не боясь, что нас сбросят с крыльца (как вы угрожали сейчас)
               за то только, что мы не просим, а требуем, и за неприличие визита в такой поздний час (хотя
               мы пришли и не в поздний час, а вы же нас в лакейской прождать заставили), потому-то,
               говорю,  и  пришли,  ничего  не  боясь,  что  предположили  в  вас  именно  человека  с  здравым
               смыслом,  то-есть  с  честью  и  совестью.  Да,  это  правда,  мы  вошли  не  смиренно,  не  как
               прихлебатели  и  искатели  ваши,  а  подняв  голову,  как  свободные  люди,  и  отнюдь  не  с
               просьбой,  а  с  свободным и гордым  требованием  (слышите, не  с  просьбой,  а  требованием,
               зарубите себе это!). Мы с достоинством и прямо ставим пред вами вопрос: признаете ли вы
               себя    в   деле   Бурдовского     правым     или    неправым?     Признаете     ли   вы    себя
               облагодетельствованным  и  даже,  может  быть,  спасенным  от  смерти  Павлищевым?  Если
               признаете (что очевидно), то намерены ли вы, или находите ли вы справедливым по совести,
               в свою очередь получив миллионы, вознаградить нуждающегося сына Павлищева, хотя бы
               он и носил имя Бурдовского? Да или нет? Если да, то-есть, другими словами, если в вас есть
               то,  что  вы  называете  на  языке  вашем  честью  и  совестью,  и  что  мы  точнее  обозначаем
               названием  здравого  смысла,  то  удовлетворите  нас,  и  дело  с  концом.  Удовлетворите  без
               просьб и без благодарностей с нашей стороны, не ждите их от нас, потому что вы делаете не
               для нас, а для справедливости. Если же вы не захотите нас удовлетворить, то-есть ответите:
               нет,  то  мы  сейчас  уходим,  и  дело прекращается;  вам же в  глаза  говорим,  при всех  ваших
               свидетелях,  что  вы  человек  с  умом грубым  и  с  развитием  низким;  что  называться впредь
               человеком с частью и совестью вы не смеете и не имеете права, что это право вы слишком
               дешево хотите купить. Я кончил. Я постановил вопрос. Гоните же теперь нас с крыльца, если
               смеете.  Вы  можете  это  сделать,  вы  в  силе.  Но  вспомните,  что  мы  все-таки  требуем,  а  не
               просим. Требуем, а не просим!.. Племянник Лебедева, очень разгорячившийся, остановился.
                     - Требуем,  требуем,  требуем,  а  не  просим!..  -  залепетал  Бурдовский  и  покраснел  как
               рак.
                     После  слов  племянника  Лебедева  последовало  некоторое  всеобщее  движение,  и
               поднялся даже ропот, хотя во всем обществе все видимо избегали вмешиваться в дело, кроме
               разве  одного  только  Лебедева,  бывшего  точно  в  лихорадке.  (Странное  дело:  Лебедев,
               очевидно, стоявший за князя, как будто ощущал теперь некоторое удовольствие фамильной
               гордости  после  речи  своего  племянника;  по  крайней  мере  с  некоторым  особенным  видом
               довольства оглядел  всю  публику.)  -  По  моему  мнению,  -  начал  князь  довольно  тихо,  -  по
               моему  мнению,  вы,  господин  Докторенко,  во  всем  том,  что  сказали  сейчас,  на  половину
               совершенно правы, даже я согласен, что на гораздо большую половину, и я бы совершенно
   143   144   145   146   147   148   149   150   151   152   153