Page 186 - Идиот

необыкновенной наивности внимания, с каким он всегда слушал что-нибудь его
интересовавшее, и ответов, какие давал, когда при этом к нему обращались с вопросами. В
его лице и даже в положении его корпуса как-то отражалась эта наивность, эта вера, не
подозревающая ни насмешки, ни юмора. Но хоть Евгений Павлович и давно уже обращался
к нему не иначе как с некоторою особенною усмешкой, но теперь, при ответе его, как-то
очень серьезно посмотрел на него, точно совсем не ожидал от него такого ответа.
- Так… вот вы как однако странно, - проговорил он, - и вправду, вы серьезно отвечали
мне, князь?
- Да разве вы не серьезно спрашивали? - возразил тот в удивлении.
Все засмеялись.
- Верьте ему, - сказала Аделаида, - Евгений Павлыч всегда и всех дурачит! Если бы вы
знали, о чем он иногда пресерьезно рассказывает!
- По-моему, это тяжелый разговор, и не заводить бы его совсем, - резко заметила
Александра, - хотели идти гулять…
- И пойдемте, вечер прелестный! - вскричал Евгений Павлыч; - но чтобы доказать вам,
что в этот раз я говорил совершенно серьезно, и главное, чтобы доказать это князю (вы,
князь, чрезвычайно меня заинтересовали, и клянусь вам, что я не совсем еще такой пустой
человек, каким непременно должен казаться, - хоть я и в самом деле пустой человек!), и…
если позволите, господа, я сделаю князю еще один последний вопрос, из собственного
любопытства, им и кончим. Этот вопрос мне, как нарочно, два часа тому назад пришел в
голову (видите, князь, я тоже иногда серьезные вещи обдумываю); я его решил, но
посмотрим, что скажет князь. Сейчас сказали про "частный случай". Словцо это очень у нас
знаменательное, его часто слышишь. Недавно все говорили и писали об этом ужасном
убийстве шести человек этим… молодым человеком, и о странной речи защитника, где
говорится, что при бедном состоянии преступника ему естественно должно было придти в
голову убить этих шесть человек. Это не буквально, но смысл, кажется, тот, или подходит к
тому. По-моему личному мнению, защитник, заявляя такую странную мысль, был в
полнейшем убеждении, что он говорит самую либеральную, самую гуманную и
прогрессивную вещь, какую только можно сказать в наше время. Ну, так как по-вашему
будет: это извращение понятий и убеждений, эта возможность такого кривого и
замечательного взгляда на дело, есть ли это случай частный, или общий?
Все захохотали.
- Частный, разумеется, частный, - засмеялись Александра и Аделаида.
- И позволь опять напомнить, Евгений Павлыч, - прибавил князь Ц., - что шутка твоя
слишком уже износилась.
- Как вы думаете, князь? - не дослушал Евгений Павлович, поймав на себе любопытный
и серьезный взгляд князя Льва Николаевича. - Как вам кажется: частный это случай, или
общий? Я, признаюсь, для вас и выдумал этот вопрос.
- Нет, не частный, - тихо, но твердо проговорил князь.
- Помилуйте, Лев Николаевич, - с некоторою досадой вскричал князь Щ., - разве вы не
видите, что он вас ловит; он решительно смеется и именно вас предположил поймать на
зубок.
- Я думал, что Евгений Павлыч говорил серьезно, - покраснел князь и потупил глаза.
- Милый князь, - продолжал князь Щ., - да вспомните, о чем мы с вами говорили один
раз, месяца три тому назад; мы именно говорили о том, что в наших молодых новооткрытых
судах можно указать уже на столько замечательных и талантливых защитников! А сколько в
высшей степени замечательных решений присяжных? Как вы сами радовались, и как я на
вашу радость тогда радовался… мы говорили, что гордиться можем… А эта неловкая
защита, этот странный аргумент, конечно, случайность, единица между тысячами.
Князь Лев Николаевич подумал, но с самым убежденным видом, хотя тихо и даже как
будто робко выговаривая, ответил:
- Я только хотел сказать, что искажение идей и понятий (как выразился Евгений