Page 191 - Идиот
P. 191
- Глядите внимательнее. Видите вы ту скамейку, в парке, вон где эти три большие
дерева… зеленая скамейка?
Князь ответил, что видит.
- Нравится вам местоположение? Я иногда рано, часов в семь утра, когда все еще спят,
сюда одна прихожу сидеть.
Князь пробормотал, что местоположение прекрасное.
- А теперь идите от меня, я не хочу с вами больше идти под руку. Или лучше идите под
руку, но не говорите со мной ни слова. Я хочу одна думать про себя…
Предупреждение во всяком случае напрасное: князь наверно не выговорил бы ни
одного слова во всю дорогу и без приказания. Сердце его застучало ужасно, когда он
выслушал о скамейке. Чрез минуту он одумался и со стыдом прогнал свою нелепую мысль.
В Павловском воксале по будням, как известно и как все, по крайней мере, утверждают,
публика собирается "избраннее" чем по воскресеньям и по праздникам, когда наезжают
"всякие люди" из города. Туалеты не праздничные, но изящные. На музыку сходиться
принято. Оркестр, может быть, действительно лучший из наших садовых оркестров, играет
вещи новые. Приличие и чинность чрезвычайные, несмотря на некоторый общий вид
семейственности и даже интимности. Знакомые, все дачники, сходятся оглядывать друг
друга. Многие исполняют это с истинным удовольствием и приходят только для этого; но
есть и такие, которые ходят для одной музыки. Скандалы необыкновенно редки, хотя однако
же бывают даже и в будни. Но без этого ведь невозможно.
На этот раз вечер был прелестный, да и публики было довольно. Все места около
игравшего оркестра были заняты. Наша компания уселась на стульях несколько в стороне,
близ самого левого выхода из воксала. Толпа, музыка несколько оживили Лизавету
Прокофьевну и развлекли барышень; они успели переглянуться кое с кем из знакомых и
издали любезно кивнуть кой-кому головой; успели оглядеть костюмы, заметить кой-какие
странности, переговорить о них, насмешливо улыбнуться. Евгений Павлович тоже очень
часто раскланивался. На Аглаю и князя, которые все еще были вместе, кое-кто уже обратили
внимание. Скоро к маменьке и к барышням подошли кое-кто из знакомых молодых людей;
двое или трое остались разговаривать; все были приятели с Евгением Павловичем. Между
ними находился один молодой и очень красивый собой офицер, очень веселый, очень
разговорчивый; он поспешил заговорить с Аглаей и всеми силами старался обратить на себя
ее внимание. Аглая была с ним очень милостива и чрезвычайно смешлива. Евгений
Павлович попросил у князя позволения познакомить его с этим приятелем; князь едва понял,
что с ним хотят делать, но знакомство состоялось, оба раскланялись и подали друг другу
руки. Приятель Евгения Павловича сделал один вопрос, но князь, кажется, на него не
ответил или до того странно промямлил что-то про себя, что офицер посмотрел на него
очень пристально, взглянул потом на Евгения Павловича, тотчас понял для чего тот выдумал
это знакомство, чуть-чуть усмехнулся и обратился опять к Аглае. Один Евгений Павлович
заметил, что Аглая внезапно при этом покраснела.
Князь даже и не замечал того, что другие разговаривают и любезничают с Аглаей, даже
чуть не забывал минутами, что и сам сидит подле нее. Иногда ему хотелось уйти
куда-нибудь, совсем исчезнуть отсюда, и даже ему бы нравилось мрачное, пустынное место,
только чтобы быть одному с своими мыслями, и чтобы никто не знал, где он находится. Или,
по крайней мере, быть у себя дома, на террасе, но так, чтобы никого при этом не было, ни
Лебедева, ни детей; броситься на свой диван, уткнуть лицо в подушку и пролежать таким
образом день, ночь, еще день. Мгновениями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая
точка в горах, которую он всегда любил припоминать, и куда он любил ходить, когда еще
жил там, и смотреть оттуда вниз на деревню, на чуть мелькавшую внизу белую нитку
водопада, на белые облака, на заброшенный старый замок. О, как бы он хотел очутиться
теперь там и думать об одном, - о! всю жизнь об этом только - и на тысячу лет бы хватило! И
пусть, пусть здесь совсем забудут его. О, это даже нужно, даже лучше, если б и совсем не
знали его, и все это видение было бы в одном только сне. Да и не все ли равно, что во сне,