Page 24 - Идиот

какой степени не походила эта новая Настасья Филипповна на прежнюю лицом. Прежде это
была только очень хорошенькая девочка, а теперь… Тоцкий долго не мог простить себе, что
он четыре года глядел и не разглядел. Правда, много значит и то, когда с обеих сторон,
внутренно и внезапно, происходит переворот. Он припоминал впрочем и прежде мгновения,
когда иногда странные мысли приходили ему при взгляде, например, на эти глаза: как бы
предчувствовался в них какой-то глубокий и таинственный мрак. Этот взгляд глядел - точно
задавал загадку. В последние два года он часто удивлялся изменению цвета лица Настасьи
Филипповны; она становилась ужасно бледна и - странно - даже хорошела от этого. Тоцкий,
который, как все погулявшие на своем веку джентльмены, с презрением смотрел вначале, как
дешево досталась ему эта нежившая душа, в последнее время несколько усомнился в своем
взгляде. Во всяком случае, у него положено было еще прошлою весной, в скором времени,
отлично и с достатком выдать Настасью Филипповну замуж за какого-нибудь
благоразумного и порядочного господина, служащего в другой губернии. (О, как ужасно и
как зло смеялась над этим теперь Настасья Филипповна!) Но теперь Афанасий Иванович,
прельщенный новизной, подумал даже, что он мог бы вновь эксплуатировать эту женщину.
Он решился поселить Настасью Филипповну в Петербурге и окружить роскошным
комфортом. Если не то, так другое: Настасьей Филипповной можно было щегольнуть и даже
потщеславиться в известном кружке. Афанасий же Иванович так дорожил своею славой по
этой части.
Прошло уже пять лет петербургской жизни и, разумеется, в такой срок многое
определилось. Положение Афанасия Ивановича было неутешительное; всего хуже было то,
что он, струсив раз, уже никак потом не мог успокоиться. Он боялся - и даже сам не знал
чего, просто боялся Настасьи Филипповны. Некоторое время, в первые два года, он стал
было подозревать, что Настасья Филипповна сама желает вступить с ним в брак, но молчит
из необыкновенного тщеславия и ждет настойчиво его предложения. Претензия была бы
странная; Афанасий Иванович морщился и тяжело задумывался. К большому и (таково
сердце человека!) к несколько неприятному своему изумлению, он вдруг, по одному случаю,
убедился, что если бы даже он и сделал предложение, то его бы не приняли. Долгое время он
не понимал этого. Ему показалось возможным одно только объяснение, что гордость
"оскорбленной и фантастической женщины" доходит уже до такого исступления, что ей
скорее приятнее выказать раз свое презрение в отказе, чем навсегда определить свое
положение и достигнуть недосягаемого величия. Хуже всего было то, что Настасья
Филипповна ужасно много взяла верху. На интерес тоже не поддавалась, даже на очень
крупный, и хотя приняла предложенный ей комфорт, но жила очень скромно и почти ничего
в эти пять лет не скопила. Афанасий Иванович рискнул было на очень хитрое средство,
чтобы разбить свои цепи: неприметно и искусно он стал соблазнять ее, чрез ловкую помощь,
разными идеальнейшими соблазнами; но олицетворенные идеалы: князья, гусары, секретари
посольств, поэты, романисты, социалисты даже, ничто не произвело никакого впечатления
на Настасью Филипповну, как будто у ней вместо сердца был камень, а чувства иссохли и
вымерли раз навсегда. Жила она больше уединенно, читала, даже училась, любила музыку.
Знакомств имела мало; она все зналась с какими-то бедными и смешными чиновницами,
знала двух каких-то актрис, каких-то старух, очень любила многочисленное семейство
одного почтенного учителя, и в семействе этом и ее очень любили и с удовольствием
принимали. Довольно часто по вечерам сходились к ней пять-шесть человек знакомых, не
более. Тоцкий являлся очень часто и аккуратно. В последнее время не без труда
познакомился с Настасьей Филипповной генерал Епанчин. В то же время совершенно легко
и без всякого труда познакомился с ней и один молодой чиновник, по фамилии Фердыщенко,
очень неприличный и сальный шут, с претензиями на веселость и выпивающий. Был знаком
один молодой и странный человек, по фамилии Птицын, скромный, аккуратный и
вылощенный, происшедший из нищеты и сделавшийся ростовщиком. Познакомился,
наконец, и Гаврила Ардалионович… Кончилось тем, что про Настасью Филипповну
установилась странная слава: о красоте ее знали все, но и только; никто не мог ничем