Page 27 - Идиот

последний час; совершенно такое же право предоставляет и Гане. Вскоре Ганя узнал
положительно, чрез услужливый случай, что недоброжелательство всей его семьи к этому
браку и к Настасье Филипповне лично, обнаруживавшееся домашними сценами, уже
известно Настасье Филипповне в большой подробности; сама она с ним об этом не
заговаривала, хотя он и ждал ежедневно. Впрочем, можно было бы и еще много рассказать
из всех историй и обстоятельств, обнаружившихся по поводу этого сватовства и
переговоров; но мы и так забежали вперед, тем более, что иные из обстоятельств являлись
еще в виде слишком неопределенных слухов. Например, будто бы Тоцкий откуда-то узнал,
что Настасья Филипповна вошла в какие-то неопределенные и секретные от всех сношения с
девицами Епанчиными, - слух совершенно невероятный. Зато другому слуху он невольно
верил и боялся его до кошмара: он слышал за верное, что Настасья Филипповна будто бы в
высшей степени знает, что Ганя женится только на деньгах, что у Гани душа черная, алчная,
нетерпеливая, завистливая и необъятно, непропорционально ни с чем самолюбивая; что Ганя
хотя и действительно страстно добивался победы над Настасьей Филипповной прежде, но
когда оба друга решились эксплуатировать эту страсть, начинавшуюся с обеих сторон, в
свою пользу, и купить Ганю продажей ему Настасьи Филипповны в законные жены, то он
возненавидел ее как свой кошмар. В его душе будто бы странно сошлись страсть и
ненависть, и он хотя и дал наконец, после мучительных колебаний, согласие жениться на
"скверной женщине", но сам поклялся в душе горько отмстить ей за это и "доехать" ее потом,
как он будто бы сам выразился. Все это Настасья Филипповна будто бы знала и что-то
втайне готовила. Тоцкий до того было уже струсил, что даже и Епанчину перестал сообщать
о своих беспокойствах; но бывали мгновения, что он как слабый человек, решительно вновь
ободрялся и быстро воскресал духом: он ободрился, например, чрезвычайно, когда Настасья
Филипповна дала, наконец, слово обоим друзьям что вечером, в день своего рождения,
скажет последнее слово. Зато самый странный и самый невероятный слух, касавшийся
самого уважаемого Ивана Федоровича, увы! все более и более оказывался верным.
Тут с первого взгляда все казалось чистейшею дичью. Трудно было поверить, что будто
бы Иван Федорович, на старости своих почтенных лет, при своем превосходном уме и
положительном знании жизни и пр. и пр., соблазнился сам Настасьей Филипповной, - но так
будто бы, до такой будто бы степени, что этот каприз почти походил на страсть. На что он
надеялся в этом случае - трудно себе и представить может быть, даже на содействие самого
Гани. Тоцкому подозревалось по крайней мере что-то в этом роде, подозревалось
существование какого-то почти безмолвного договора, основанного на взаимном
проникновении, между генералом и Ганей. Впрочем, известно, что человек, слишком
увлекшийся страстью, особенно если он в летах, совершенно слепнет и готов подозревать
надежду там, где вовсе ее и нет; мало того, теряет рассудок и действует как глупый ребенок,
хотя бы и был семи пядей во лбу. Известно было, что генерал приготовил ко дню рождения
Настасьи Филипповны от себя в подарок удивительный жемчуг, стоивший огромной суммы,
и подарком этим очень интересовался, хотя и знал, что Настасья Филипповна женщина
бескорыстная. Накануне дня рождения Настасьи Филипповны он был как в лихорадке, хотя и
ловко скрывал себя. Об этом-то именно жемчуге и прослышала генеральша Епанчина.
Правда, Лизавета Прокофьевна уже с давних пор начала испытывать ветреность своего
супруга, даже отчасти привыкла к ней; но ведь невозможно же было пропустить такой
случай: слух о жемчуге чрезвычайно интересовал ее. Генерал выследил это заблаговременно;
еще накануне были сказаны иные словечки; он предчувствовал объяснение капитальное и
боялся его. Вот почему ему ужасно не хотелось в то утро, с которого мы начали рассказ,
идти завтракать в недра семейства. Еще до князя он положил отговориться делами и
избежать. Избежать у генерала иногда значило просто-за-просто убежать. Ему хоть один этот
день и, главное, сегодняшний вечер хотелось выиграть без неприятностей. И вдруг так
кстати пришелся князь. "Точно бог послал!" подумал генерал про себя, входя к своей
супруге.