Page 19 - Идиот
P. 19
- Ну да; не нравится мне этот ваш Фердыщенко: сальный шут какой-то. И не понимаю,
почему его так поощряет Настасья Филипповна? Да он взаправду что ли ей родственник?
- О нет, все это шутка! И не пахнет родственником.
- Ну, чорт с ним! Ну, так как же вы, князь, довольны или нет?
- Благодарю вас, генерал, вы поступили со мной как чрезвычайно добрый человек, тем
более, что я даже и не просил; я не из гордости это говорю; я и действительно не знал, куда
голову преклонить. Меня, правда, давеча позвал Рогожин.
- Рогожин? Ну, нет; я бы вам посоветовал отечески, или, если больше любите,
дружески, и забыть о господине Рогожине. Да и вообще, советовал бы вам придерживаться
семейства, в которое вы поступите.
- Если уж вы так добры, - начал было князь, - то вот у меня одно дело. Я получил
уведомление…
- Ну, извините, - перебил генерал, - теперь ни минуты более не имею. Сейчас я скажу о
вас Лизавете Прокофьевне: если она пожелает принять вас теперь же (я уж в таком виде
постараюсь вас отрекомендовать), то советую воспользоваться случаем и понравиться,
потому Лизавета Прокофьевна очень может вам пригодиться; вы же однофамилец. Если не
пожелает, то не взыщите, когда-нибудь в другое время. А ты, Ганя, взгляни-ка покамест на
эти счеты, мы давеча с Федосеевым бились. Их надо бы не забыть включить…
Генерал вышел, и князь так и не успел рассказать о своем деле, о котором начинал
было чуть ли не в четвертый раз. Ганя закурил папиросу и предложил другую князю; князь
принял, но не заговаривал, не желая помешать, и стал рассматривать кабинет; но Ганя едва
взглянул на лист бумаги, исписанный цифрами, указанный ему генералом. Он был рассеян;
улыбка, взгляд, задумчивость Гани стали еще более тяжелы на взгляд князя, когда они оба
остались наедине. Вдруг он подошел к князю; тот в эту минуту стоял опять над портретом
Настасьи Филипповны и рассматривал его.
- Так вам нравится такая женщина, князь? - спросил он его вдруг, пронзительно смотря
на него. И точно будто бы у него было какое чрезвычайное намерение.
- Удивительное лицо! - ответил князь, - и я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. -
Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки,
две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли
она? Ах, кабы добра! Все было бы спасено!
- А женились бы вы на такой женщине? - продолжал Ганя, не спуская с него своего
воспаленного взгляда.
- Я не могу жениться ни на ком, я нездоров, - сказал князь.
- А Рогожин женился бы? Как вы думаете?
- Да что же, жениться, я думаю, и завтра же можно; женился бы, а чрез неделю,
пожалуй, и зарезал бы ее.
Только что выговорил это князь, Ганя вдруг так вздрогнул, что князь чуть не
вскрикнул.
- Что с вами? - проговорил он, хватая его за руку.
- Ваше сиятельство! Его превосходительство просят вас пожаловать к ее
превосходительству, - возвестил лакей, появляясь в дверях. Князь отправился вслед за
лакеем.
IV.
Все три девицы Епанчины были барышни здоровые, цветущие, рослые, с
удивительными плечами, с мощною грудью, с сильными, почти как у мужчин, руками, и
конечно вследствие своей силы и здоровья, любили иногда хорошо покушать, чего вовсе не
желали скрывать. Маменька их, генеральша Лизавета Прокофьевна, иногда косилась на