Page 30 - Идиот
P. 30

воспитывались? Я хочу все знать; вы чрезвычайно меня интересуете.
                     Князь поблагодарил и, кушая с большим аппетитом, стал снова передавать все то, о чем
               ему  уже  неоднократно  приходилось  говорить  в  это  утро.  Генеральша  становилась  все
               довольнее  и  довольнее.  Девицы  тоже  довольно  внимательно  слушали.  Сочлись  родней;
               оказалось,  что  князь  знал  свою  родословную  довольно  хорошо;  но  как  ни  подводили,  а
               между ним и генеральшей не оказалось почти никакого родства. Между дедами и бабками
               можно  бы  было  еще  счесться  отдаленным  родством.  Эта  сухая  материя  особенно
               понравилась генеральше, которой почти никогда не удавалось говорить о своей родословной,
               при всем желании, так что она встала из-за стола в возбужденном состоянии духа.
                     - Пойдемте все в нашу сборную,  -  сказала она,  - и кофей туда принесут. У нас такая
               общая  комната  есть,  -  обратилась  она  к  князю,  уводя  его,  -  попросту,  моя  маленькая
               гостиная,  где  мы,  когда  одни  сидим,  собираемся,  и  каждая  своим  делом  занимается:
               Александра,  вот  эта,  моя  старшая  дочь,  на  фортепиано  играет,  или  читает,  или  шьет;
               Аделаида - пейзажи и портреты пишет (и ничего кончить не может), а Аглая сидит, ничего не
               делает. У меня тоже дело из рук валится: ничего не выходит. Ну вот, и пришли; садитесь,
               князь сюда, к камину, и рассказывайте. Я хочу знать, как вы рассказываете что-нибудь. Я
               хочу вполне убедиться, и когда с княгиней Белоконской увижусь, со старухой, ей про вас все
               расскажу. Я хочу, чтобы вы их всех тоже заинтересовали. Ну, говорите же.
                     - Maman,  да ведь этак очень странно рассказывать,  -  заметила Аделаида, которая тем
               временем  поправила  свой  мольберт,  взяла  кисти,  палитру  и  принялась-было  копировать
               давно уже начатый пейзаж с эстампа. Александра и Аглая сели вместе на маленьком диване,
               и, сложа руки, приготовились слушать разговор. Князь заметил, что на него со всех сторон
               устремлено особенное внимание.
                     - Я бы ничего не рассказала, если бы мне так велели, - заметила Аглая.
                     - Почему? Что тут странного? Отчего ему не рассказывать? Язык есть. Я хочу знать, как
               он умеет говорить. Ну, о чем-нибудь. Расскажите, как вам понравилась Швейцария, первое
               впечатление. Вот вы увидите, вот он сейчас начнет и прекрасно начнет.
                     - Впечатление было сильное… - начал-было князь.
                     - Вот-вот,  -  подхватила  нетерпеливая  Лизавета  Прокофьевна, обращаясь  к  дочерям,  -
               начал же.
                     - Дайте же ему, по крайней мере, maman, говорить, - остановила ее Александра. - Этот
               князь, может быть, большой плут, а вовсе не идиот, - шепнула она Аглае.
                     - Наверно  так,  я  давно  это  вижу,  -  ответила  Аглая.  -  И  подло  с  его  стороны  роль
               разыгрывать. Что он, выиграть, что ли, этим хочет?
                     - Первое  впечатление  было  очень  сильное,  -  повторил  князь.  -  Когда  меня  везли  из
               России, чрез разные немецкие города, я только молча смотрел и, помню, даже ни о чем не
               расспрашивал. Это было после ряда сильных и мучительных припадков моей болезни, а я
               всегда,  если  болезнь  усиливалась  и  припадки  повторялись  несколько  раз  сряду,  впадал  в
               полное  отупение,  терял  совершенно  память,  а  ум  хотя  и  работал,  но  логическое  течение
               мысли  как  бы  обрывалось.  Больше  двух  или  трех  идей  последовательно  я  не  мог  связать
               сряду. Так мне кажется. Когда же припадки утихали, я опять становился и здоров и силен,
               вот как теперь. Помню: грусть во мне была нестерпимая; мне даже хотелось плакать; я все
               удивлялся  и  беспокоился:  ужасно  на  меня  подействовало,  что  все  это  чужое;  это  я  понял.
               Чужое меня убивало. Совершенно пробудился я от этого мрака, помню я, вечером, в Базеле,
               при  въезде  в  Швейцарию,  и  меня  разбудил  крик  осла  на  городском  рынке.  Осел  ужасно
               поразил  меня  и  необыкновенно  почему-то  мне  понравился,  а  с  тем  вместе  вдруг  в  моей
               голове как бы все прояснело.
                     - Осел? Это странно, - заметила генеральша. - А впрочем, ничего нет странного, иная из
               нас в осла еще влюбится, - заметила она, гневливо посмотрев на смеявшихся девиц.  -  Это
               еще в мифологии было. Продолжайте, князь.
                     - С тех пор я ужасно люблю ослов. Это даже какая-то во мне симпатия. Я стал о них
               расспрашивать,  потому  что  прежде  их  не  видывал,  и  тотчас  же  сам  убедился,  что  это
   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35