Page 324 - Идиот

не знаю в чем именно, но я виноват… Тут есть что-то такое, чего я не могу вам объяснить,
Евгений Павлович, и слов не имею, но… Аглая Ивановна поймет! О, я всегда верил, что она
поймет.
- Нет, князь, не поймет! Аглая Ивановна любила как женщина, как человек, а не как…
отвлеченный дух. Знаете ли что, бедный мой князь: вернее всего, что вы ни ту, ни другую
никогда не любили!
- Я не знаю… может быть, может быть; вы во многом правы, Евгений Павлович. Вы
чрезвычайно умны, Евгений Павлович; ах, у меня голова начинает опять болеть, пойдемте к
ней! Ради бога, ради бога!
- Да говорю же вам, что ее в Павловске нет, она в Колмине.
- Поедемте в Колмино, поедемте сейчас!
- Это не-воз-можно! - протянул Евгений Павлович, вставая.
- Послушайте, я напишу письмо; отвезите письмо!
- Нет, князь, нет! Избавьте от таких поручений, не могу!
Они расстались. Евгений Павлович ушел с убеждениями странными: и по его мнению
выходило, что князь несколько не в своем уме. И что такое значит это лицо, которого он
боится, и которое так любит! И в то же время ведь он действительно, может быть, умрет без
Аглаи, так что, может быть, Аглая никогда и не узнает, что он ее до такой степени любит!
Ха-ха! И как это любить двух? Двумя разными любвями какими-нибудь? Это интересно…
бедный идиот! И что с ним будет теперь?

X.

Князь однако же не умер до своей свадьбы, ни на яву, ни "во сне", как предсказал
Евгению Павловичу. Может, он и в самом деле спал не хорошо, и видел дурные сны; но
днем, с людьми, казался добрым и даже довольным, иногда только очень задумчивым, но это
когда бывал один. Со свадьбой спешили; она пришлась около недели спустя после
посещения Евгения Павловича. При такой поспешности, даже самые лучшие друзья князя,
если б он имел таковых, должны были бы разочароваться в своих усилиях "спасти"
несчастного сумасброда. Ходили слухи, будто бы в визите Евгения Павловича были отчасти
виновны генерал Иван Федорович и супруга его, Лизавета Прокофьевна. Но если б они оба,
по безмерной доброте своего сердца, и могли пожелать спасти жалкого безумца от бездны,
то конечно должны были ограничиться только одною этою слабою попыткой; ни положение
их, ни даже, может быть, сердечное расположение (что натурально) не могли
соответствовать более серьезным усилиям. Мы упоминали, что даже и окружавшие князя
отчасти восстали против него. Вера Лебедева, впрочем, ограничилась одними слезами
наедине, да еще тем, что больше сидела у себя дома и меньше заглядывала к князю, чем
прежде, Коля в это время хоронил своего отца; старик умер от второго удара, дней восемь
спустя после первого. Князь принял большое участие в горе семейства и в первые дни по
нескольку часов проводил у Нины Александровны; был на похоронах и в церкви. Многие
заметили, что публика, бывшая в церкви, с невольным шопотом встречала и провожала
князя; то же бывало и на улицах, и в саду: когда он проходил или проезжал, раздавался
говор, называли его, указывали, слышалось имя Настасьи Филипповны. Ее искали и на
похоронах, но на похоронах ее не было. Не было на похоронах и капитанши, которую
успел-таки остановить и сократить во-время Лебедев. Отпевание произвело на князя
впечатление сильное и болезненное; он шепнул Лебедеву еще в церкви, в ответ на какой-то
его вопрос, что в первый раз присутствует при православном отпевании и только в детстве
помнит еще другое отпевание в какой-то деревенской церкви.
- Да-с, точно ведь и не тот самый человек лежит, во гробе-то-с, которого мы еще так
недавно к себе председателем посадили, помните-с? - шепнул Лебедев князю: - кого