Page 321 - Идиот
P. 321
вопросов, простодушие их, смущение и в то же время какая-то странная откровенность,
беспокойство и возбуждение, - все это не мало удивило его. Он, впрочем, любезно и
подробно сообщил обо всем князю: тот многого еще не знал, и это был первый вестник из
дома. Он подтвердил, что Аглая действительно была больна и трое суток почти напролет не
спала все ночи, в жару; что теперь ей легче, и она вне всякой опасности, но в положении
нервном, истерическом… "Хорошо еще, что в доме полнейший мир! О прошедшем
стараются не намекать даже и промежду себя, не только при Аглае. Родители уже
переговорили между собой о путешествии за границу, осенью, тотчас после свадьбы
Аделаиды; Аглая молча приняла первые заговаривания об этом". Он, Евгений Павлович,
тоже, может быть, за границу поедет. Даже князь Щ., может быть, соберется, месяца на два, с
Аделаидой, если позволят дела. Сам генерал останется. Переехали все теперь в Колмино, их
имение, верстах в двадцати от Петербурга, где поместительный господский дом.
Белоконская еще не уезжала в Москву и даже, кажется, нарочно осталась. Лизавета
Прокофьевна сильно настаивала на том, что нет возможности оставаться в Павловске после
всего происшедшего; он, Евгений Павлович, сообщал ей каждодневно о слухах по городу. На
Елагинской даче тоже на нашли возможным поселиться.
- Ну, да и в самом деле, - прибавил Евгений Павлович, - согласитесь сами, можно ли
выдержать… особенно зная все, что у вас здесь ежечасно делается, в вашем доме, князь, и
после ежедневных ваших посещений туда, несмотря на отказы…
- Да, да, да, вы правы, я хотел видеть Аглаю Ивановну… - закачал опять головою князь.
- Ах, милый князь, - воскликнул вдруг Евгений Павлович с одушевлением и с грустью,
- как могли вы тогда допустить… все, что произошло? Конечно, конечно, все это было для
вас так неожиданно… Я согласен, что вы должны были потеряться и… не могли же вы
остановить безумную девушку, это было не в ваших силах! Но ведь должны же вы были
понять, до какой степени серьезно и сильно эта девушка… к вам относилась. Она не захотела
делиться с другой, и вы… и вы могли покинуть и разбить такое сокровище!
- Да, да, вы правы; да, я виноват, - заговорил опять князь в ужасной тоске, - и знаете:
ведь она одна, одна только Аглая смотрела на Настасью Филипповну… Остальные никто
ведь так не смотрели.
- Да тем-то и возмутительно все это, что тут и серьезного не было ничего! - вскричал
Евгений Павлович, решительно увлекаясь. - Простите меня, князь, но… я… я думал об этом,
князь; я много передумал; я знаю все, что происходило прежде, я знаю все, что было полгода
назад, все, и - все это было не серьезно! Все это было одно только головное увлечение,
картина, фантазия, дым, и только одна испуганная ревность совершенно-неопытной девушки
могла принять это за что-то серьезное!..
Тут Евгений Павлович, уже совершенно без церемонии, дал волю всему своему
негодованию. Разумно и ясно, и, повторяем, с чрезвычайною даже психологией, развернул
он пред князем картину всех бывших собственных отношений князя к Настасье Филипповне.
Евгений Павлович и всегда владел даром слова; теперь же достиг даже красноречия. "С
самого начала", провозгласил он, "началось у вас ложью; что ложью началось, то ложью и
должно было кончиться; это закон природы. Я не согласен, и даже в негодовании, когда вас,
- ну там кто-нибудь, - называют идиотом; вы слишком умны для такого названия; но вы и
настолько странны, чтобы не быть как все люди: согласитесь сами. Я решил, что фундамент
всего происшедшего составился, во-первых, из вашей, так сказать, врожденной неопытности
(заметьте, князь, это слово: "врожденной"), потом из необычайного вашего простодушия;
далее, из феноменального отсутствия чувства меры (в чем вы несколько раз уже сознавались
сами) - и, наконец, из огромной, наплывной массы головных убеждений, которые вы, со
всею необычайною честностью вашею, принимаете до сих пор за убеждения истинные,
природные и непосредственные! Согласитесь сами, князь, что в ваши отношения к Настасье
Филипповне с самого начала легло нечто условно-демократическое (я выражаюсь для
краткости), так сказать, обаяние "женского вопроса" (чтобы выразиться еще короче). Я ведь
в точности знаю всю эту странную скандальную сцену, происшедшую у Настасьи