Page 328 - Идиот
P. 328

Он, впрочем, заметил, что Настасья Филипповна слишком хорошо знала и понимала,
               что значила для него Аглая. Она только не говорила, но он видел ее "лицо" в то время, когда
               она  заставала  его  иногда,  еще  в  начале,  собирающимся  к  Епанчиным.  Когда  выехали
               Епанчины, она точно просияла. Как ни был он незаметлив и недогадлив, но его стала было
               беспокоить  мысль,  что  Настасья  Филипповна  решится  на  какой-нибудь  скандал,  чтобы
               выжить Аглаю из Павловска. Шум и грохот по всем дачам о свадьбе был, конечно, отчасти
               поддержан  Настасьей  Филипповной  для  того,  чтобы  раздражить  соперницу.  Так  как
               Епанчиных  трудно  было  встретить,  то  Настасья  Филипповна,  посадив  однажды  в  свою
               коляску князя, распорядилась проехать с ним мимо самых окон их дачи. Это было для князя
               ужасным  сюрпризом;  он  спохватился,  по  своему  обыкновению,  когда  уже  нельзя  было
               поправить дела, и когда коляска уже проезжала мимо самых окон. Он не сказал ничего, но
               после этого был два дня сряду болен; Настасья Филипповна уже не повторяла более опыта. В
               последние дни пред свадьбой она сильно стала задумываться; она кончала всегда тем, что
               побеждала свою грусть и становилась опять весела, но как-то тише, не так шумно, не так
               счастливо  весела,  как  прежде,  еще  так  недавно.  Князь  удвоил  свое  внимание.  Любопытно
               было ему, что она никогда не заговаривала с ним о Рогожине. Только раз, дней за пять до
               свадьбы, к нему вдруг прислали от Дарьи Алексеевны, чтоб он шел не медля, потому что с
               Настасьей Филипповной очень дурно. Он нашел  ее в состоянии, похожем на совершенное
               помешательство: она вскрикивала, дрожала, кричала, что Рогожин спрятан в саду, у них же в
               доме, что она его сейчас видела, что он ее убьет ночью… зарежет! Целый день она не могла
               успокоиться. Но в тот же вечер, когда князь на минуту зашел к Ипполиту, капитанша, только
               что возвратившаяся из города, куда ездила по каким-то своим делишкам, рассказала, что к
               ней  в  Петербурге  заходил  сегодня  на  квартиру  Рогожин  и  расспрашивал  о  Павловске.  На
               вопрос  князя:  когда  именно  заходил  Рогожин,  капитанша  назвала  почти  тот  самый  час,  в
               который видела будто бы его сегодня, в своем саду, Настасья Филипповна. Дело объяснялось
               простым миражем; Настасья Филипповна сама ходила к капитанше подробнее справиться и
               была чрезвычайно утешена.
                     Накануне  свадьбы  князь оставил  Настасью  Филипповну  в  большом одушевлении:  из
               Петербурга прибыли от модистки завтрашние наряды, венчальное платье, головной убор и
               прочее, и прочее. Князь и не ожидал, что она будет до такой степени возбуждена нарядами;
               сам он все хвалил, и от похвал его она становилась еще счастливее. Но она проговорилась:
               она  уже  слышала,  что в городе  негодование, и  что  действительно  устраивается  какими-то
               повесами шаривари, с музыкой и чуть ли не со стихами, нарочно сочиненными, и что все это
               чуть  ли  не  одобряется  и  остальным  обществом.  И  вот  ей  именно  захотелось  теперь  еще
               больше поднять пред ними голову, затмить всех вкусом и богатством своего наряда, - "пусть
               же кричат, пусть свистят, если осмелятся!" От одной мысли об этом у ней сверкали глаза.
               Была у ней еще одна тайная мечта, но вслух она ее не высказывала: ей мечталось, что Аглая,
               или по крайней мере кто-нибудь из посланных ею, будет тоже в толпе, инкогнито, в церкви,
               будет смотреть и видеть, и она про себя приготовлялась. Рассталась она с князем вся занятая
               этими мыслями, часов в одиннадцать вечера; но еще не пробило и полуночи, как прибежали
               к  князю от  Дарьи  Алексеевны,  чтобы  "шел  скорее,  что очень  худо".  Князь застал  невесту
               запертою  в  спальне,  в  слезах,  в  отчаянии,  в  истерике;  она  долго  ничего  не  слыхала,  что
               говорили ей сквозь запертую дверь, наконец отворила, впустила одного князя, заперла за ним
               дверь и пала пред ним на колени. (Так по крайней мере передавала потом Дарья Алексеевна,
               успевшая кое-что подглядеть.)
                     - Что  я  делаю!  Что  я  делаю!  Что  я  с  тобой-то  делаю!  -  восклицала  она,  судорожно
               обнимая его ноги.
                     Князь целый час просидел с нею; мы не знаем, про что они говорили. Дарья Алексеевна
               рассказывала, что они расстались через час примиренно и счастливо. Князь присылал еще
               раз  в  эту  ночь  осведомиться;  но  Настасья  Филипповна  уже  заснула.  На  утро,  еще  до
               пробуждения ее, являлись еще два посланные к Дарье Алексеевне от князя, и уже третьему
               посланному поручено было передать, что "около Настасьи Филипповны теперь целый рой
   323   324   325   326   327   328   329   330   331   332   333