Page 328 - Идиот
P. 328
Он, впрочем, заметил, что Настасья Филипповна слишком хорошо знала и понимала,
что значила для него Аглая. Она только не говорила, но он видел ее "лицо" в то время, когда
она заставала его иногда, еще в начале, собирающимся к Епанчиным. Когда выехали
Епанчины, она точно просияла. Как ни был он незаметлив и недогадлив, но его стала было
беспокоить мысль, что Настасья Филипповна решится на какой-нибудь скандал, чтобы
выжить Аглаю из Павловска. Шум и грохот по всем дачам о свадьбе был, конечно, отчасти
поддержан Настасьей Филипповной для того, чтобы раздражить соперницу. Так как
Епанчиных трудно было встретить, то Настасья Филипповна, посадив однажды в свою
коляску князя, распорядилась проехать с ним мимо самых окон их дачи. Это было для князя
ужасным сюрпризом; он спохватился, по своему обыкновению, когда уже нельзя было
поправить дела, и когда коляска уже проезжала мимо самых окон. Он не сказал ничего, но
после этого был два дня сряду болен; Настасья Филипповна уже не повторяла более опыта. В
последние дни пред свадьбой она сильно стала задумываться; она кончала всегда тем, что
побеждала свою грусть и становилась опять весела, но как-то тише, не так шумно, не так
счастливо весела, как прежде, еще так недавно. Князь удвоил свое внимание. Любопытно
было ему, что она никогда не заговаривала с ним о Рогожине. Только раз, дней за пять до
свадьбы, к нему вдруг прислали от Дарьи Алексеевны, чтоб он шел не медля, потому что с
Настасьей Филипповной очень дурно. Он нашел ее в состоянии, похожем на совершенное
помешательство: она вскрикивала, дрожала, кричала, что Рогожин спрятан в саду, у них же в
доме, что она его сейчас видела, что он ее убьет ночью… зарежет! Целый день она не могла
успокоиться. Но в тот же вечер, когда князь на минуту зашел к Ипполиту, капитанша, только
что возвратившаяся из города, куда ездила по каким-то своим делишкам, рассказала, что к
ней в Петербурге заходил сегодня на квартиру Рогожин и расспрашивал о Павловске. На
вопрос князя: когда именно заходил Рогожин, капитанша назвала почти тот самый час, в
который видела будто бы его сегодня, в своем саду, Настасья Филипповна. Дело объяснялось
простым миражем; Настасья Филипповна сама ходила к капитанше подробнее справиться и
была чрезвычайно утешена.
Накануне свадьбы князь оставил Настасью Филипповну в большом одушевлении: из
Петербурга прибыли от модистки завтрашние наряды, венчальное платье, головной убор и
прочее, и прочее. Князь и не ожидал, что она будет до такой степени возбуждена нарядами;
сам он все хвалил, и от похвал его она становилась еще счастливее. Но она проговорилась:
она уже слышала, что в городе негодование, и что действительно устраивается какими-то
повесами шаривари, с музыкой и чуть ли не со стихами, нарочно сочиненными, и что все это
чуть ли не одобряется и остальным обществом. И вот ей именно захотелось теперь еще
больше поднять пред ними голову, затмить всех вкусом и богатством своего наряда, - "пусть
же кричат, пусть свистят, если осмелятся!" От одной мысли об этом у ней сверкали глаза.
Была у ней еще одна тайная мечта, но вслух она ее не высказывала: ей мечталось, что Аглая,
или по крайней мере кто-нибудь из посланных ею, будет тоже в толпе, инкогнито, в церкви,
будет смотреть и видеть, и она про себя приготовлялась. Рассталась она с князем вся занятая
этими мыслями, часов в одиннадцать вечера; но еще не пробило и полуночи, как прибежали
к князю от Дарьи Алексеевны, чтобы "шел скорее, что очень худо". Князь застал невесту
запертою в спальне, в слезах, в отчаянии, в истерике; она долго ничего не слыхала, что
говорили ей сквозь запертую дверь, наконец отворила, впустила одного князя, заперла за ним
дверь и пала пред ним на колени. (Так по крайней мере передавала потом Дарья Алексеевна,
успевшая кое-что подглядеть.)
- Что я делаю! Что я делаю! Что я с тобой-то делаю! - восклицала она, судорожно
обнимая его ноги.
Князь целый час просидел с нею; мы не знаем, про что они говорили. Дарья Алексеевна
рассказывала, что они расстались через час примиренно и счастливо. Князь присылал еще
раз в эту ночь осведомиться; но Настасья Филипповна уже заснула. На утро, еще до
пробуждения ее, являлись еще два посланные к Дарье Алексеевне от князя, и уже третьему
посланному поручено было передать, что "около Настасьи Филипповны теперь целый рой