Page 12 - Казаки

матери.
— Благодарю Бога, мать, сын хороший, молодец, все одобряют, — говорит Лукашкина
мать, — только бы женить его, и померла бы спокойно.
— Что ж, девок мало ли по станице? — отвечает хитрая хорунжиха, корявыми руками
старательно надевая крышку на коробочку со спичками.
— Много, мать, много, — замечает Лукашкина мать и качает головой, — твоя девка,
Марьянушка-то, твоя вот девка, так по полку поискать.
Хорунжиха знает намерение Лукашкиной матери, и хотя Лукашка ей кажется хорошим
казаком, она отклоняется от этого разговора, во-первых, потому, что она — хорунжиха и
богачка, а Лукашка — сын простого казака, сирота. Во-вторых, потому, что не хочется ей
скоро расстаться с дочерью. Главное же потому, что приличие того требует.
— Что ж, Марьянушка подрастет, также девка будет, — говорит она сдержанно и
скромно.
— Пришлю сватов, пришлю, дай сады уберем, твоей милости кланяться
придем, — говорит Лукашкина мать. — Илье Васильевичу кланяться придем.
— Что Иляс! — гордо говорит хорунжиха, — со мной говорить надо. На все свое
время.
Лукашкина мать по строгому лицу хорунжихи видит, что дальше говорить неудобно,
зажигает спичкой тряпку и, приподнимаясь, говорит: — Не оставь, мать, попомни эти слова.
Пойду, топить надо, — прибавляет она.
Переходя через улицу и размахивая в вытянутой руке зажженную тряпку, она встречает
Марьянку, которая кланяется ей.
«Краля девка, работница девка, — думает она, глядя на красавицу. — Куда ей расти!
Замуж пора, да в хороший дом, замуж за Лукашку».
У бабуки же Улитки своя забота, и она как сидела на пороге, так и остается, и о чем-то
трудно думает, до тех пор пока девка не позвала ее.

VI

Мужское население станицы живет в походах и на кордонах, или постах, как называют
казаки. Тот самый Лукашка Урван, про которого говорили старухи в станице, перед вечером
стоял на вышке Нижне-Протоцкого поста. Нижне-Протоцкий пост — на самом берегу
Терека. Облокотившись на перильцы вышки, он, щурясь, поглядывал то на даль за Тереком,
то вниз на товарищей-казаков и изредка заговаривал с ними. Солнце уже приближалось к
снеговому хребту, белевшему над курчавыми облаками. Облака, волнуясь у его подошвы,
принимали более и более темные тени. В воздухе разливалась вечерняя прозрачность. Из
заросшего дикого леса тянуло свежестью, но около поста еще было жарко. Голоса
разговаривавших казаков звучнее раздавались и стояли в воздухе. Коричневый быстрый
Терек отчетливой отделялся от неподвижных берегов всею своею подвигающеюся массой.
Он начинал сбывать, и кое-где мокрый песок бурел на берегах и на отмелях. Прямо против
кордона, на том берегу, все было пусто; только низкие бесконечные и пустынные камыши
тянулись до самых гор. Немного в стороне виднелись на низком берегу глиняные дома,
плоские крыши и воронкообразные трубы чеченского аула. Зоркие глаза казака, стоявшего
на вышке, следили в вечернем дыму мирного аула за движущимися фигурами издалека
видневшихся чеченок в синих и красных одеждах.
5
Несмотря на то, что казаки каждый час ожидали переправы и нападения абреков с
татарской стороны, особенно в мае месяце, когда лес по Тереку так густ, что пешему трудно
пролезть чрез него, а река так мелка, что кое-где можно переезжать ее вброд, и несмотря на

5 Абреком называется немирнуй чеченец, с целью воровства или грабежа переправившийся на русскую
сторону Терека.