Page 8 - Казаки

испугался, что это призрак, сон. Он встряхнулся, чтобы проснуться. Горы были всё те же.
— Что это? Что это такое? — спросил он у ямщика.
— А горы, — отвечал равнодушно ногаец.
— И я тоже давно на них смотрю, — сказал Ванюша, — вот хорошо-то! Дома не
поверят.
На быстром движении тройки по ровной дороге горы, казалось, бежали по горизонту,
блестя на восходящем солнце своими розоватыми вершинами. Сначала горы только удивили
Оленина, потом обрадовали; но потом, больше и больше вглядываясь в эту, не из других
черных гор, но прямо из степи вырастающую и убегающую цепь снеговых гор, он
мало-помалу начал вникать в эту красоту и почувствовал горы. С этой минуты все, что
только он видел, все, что он думал, все, что он чувствовал, получало для него новый, строго
величавый характер гор. Все московские воспоминания, стыд и раскаяние, все пошлые
мечты о Кавказе, все исчезли и не возвращались более. «Теперь началось», — как будто
сказал ему какой-то торжественный голос. И дорога, и вдали видневшаяся черта Терека, и
станицы, и народ — все это ему казалось теперь уже не шуткой. Взглянет на небо — и
вспомнит горы. Взглянет на себя, на Ванюшу — и опять горы. Вот едут два казака верхом, и
ружья в чехлах равномерно поматываются у них за спинами, и лошади их перемешиваются
гнедыми и серыми ногами; а горы… За Тереком виден дым в ауле; а горы… Солнце всходит
и блещет на виднеющемся из-за камыша Тереке; а горы… Из станицы едет арба, женщины
ходят красивые, женщины молодые; а горы… Абреки рыскают в степи, и я еду, их не боюсь,
у меня ружье, и сила, и молодость; а горы…

IV

Вся часть Терской линии, по которой расположены гребенские станицы, около
восьмидесяти верст длины, носит на себе одинаковый характер и по местности и по
населению. Терек, отделяющий казаков от горцев, течет мутно и быстро, но уже широко и
спокойно, постоянно нанося сероватый песок на низкий, заросший камышом правый берег и
подмывая обрывистый, хотя и не высокий левый берег с его корнями столетних дубов,
гниющих чинар и молодого подроста. По правому берегу расположены мирные, но еще
беспокойные аулы; вдоль по левому берегу, в полуверсте от воды, на расстоянии семи и
восьми верст одна от другой, расположены станицы. В старину бульшая часть этих станиц
были на самом берегу; но Терек, каждый год отклоняясь к северу от гор, подмыл их, и теперь
видны только густо заросшие старые городища, сады, груши, лычи и раины, переплетенные
ежевичником и одичавшим виноградником. Никто уже не живет там, и только видны по
1
песку следы оленей, бирюков , зайцев и фазанов, полюбивших эти места. От станицы до
станицы идет дорога, прорубленная в лесу на пушечный выстрел. По дороге расположены
кордоны, в которых стоят казаки; между кордонами, на вышках, находятся часовые. Только
узкая, саженей в триста, полоса лесистой плодородной земли составляет владения казаков.
На север от них начинаются песчаные буруны Ногайской, или Моздокской, степи, идущей
далеко на север и сливающейся Бог знает где с Трухменскими, Астраханскими и
Киргиз-Кайсацкими степями. На юг за Тереком — Большая Чечня, Кочкалыковский хребет,
Черные горы, еще какой-то хребет и, наконец, снежные горы, которые только видны, но в
которых никто никогда еще не был. На этой-то плодородной, лесистой и богатой
растительностью полосе живет с незапамятных времен воинственное, красивое и богатое
староверческое русское население, называемое гребенскими казаками.
Очень, очень давно предки их, староверы, бежали из России и поселились за Тереком,
между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между
чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы

1 волков