Page 26 - Казаки

солдат, то Иван. Твой Иван, что ли?
— И то, Иван. Ванюша! Возьми, пожалуйста, у хозяев чихиря и принеси сюда!
— Все одно, что Ванюша, что Иван. Отчего у вас, у солдат, все Иваны?
Иван! — повторил старик. — Ты спроси, батюшка, из начатой бочки. У них первый чихирь в
станице. Да больше тридцати копеек за осьмуху смотри не давай, а то она, ведьма, рада…
Наш народ анафемский, глупый народ, — продолжал дядя Ерошка доверчивым тоном, когда
Ванюша вышел, — они вас не за людей считают. Ты для них хуже татарина. Мирские, мол,
русские. А по-моему, хошь ты и солдат, а все человек, тоже душу в себе имеешь. Так ли я
сужу? Илья Мосеич солдат был, а какой золото человек был! Так ли, отец мой? За то-то меня
наши и не любят; а мне все равно. Я человек веселый, я всех люблю, я, Ерошка! Так-то, отец
мой!
И старик ласково потрепал по плечу молодого человека.

XII

Ванюша, между тем успевший уладить свое хозяйство и даже обрившийся у ротного
цирюльника и выпустивший панталоны из сапог в знак того, что рота стоит на просторных
квартирах, находился в самом хорошем расположении духа. Он внимательно, но
недоброжелательно смотрел на Ерошку, как на дикого невиданного зверя, покачал головой
на запачканный им пол и, взяв из-под лавки две пустые бутылки, отправился к хозяевам.
— Здравствуйте, любезненькие, — сказал он, решившись быть особенно
кротким. — Барин велел чихирю купить; налейте, добряшки.
Старуха ничего не ответила. Девка, стоя перед маленьким татарским зеркальцем,
убирала платком голову; она молча оглянулась на Ванюшу.
— Я деньги заплачу, почтенные, — сказал Ванюша, потряхивая в кармане
медными. — Вы будьте добрые, и мы добрые будем, так-то лучше, — прибавил он.
— Много ли? — отрывисто спросила старуха.
— Осьмушку.
— Поди, родная, нацеди им, — сказала бабука Улита, обращаясь к дочери. — Из
начатой налей, желанная.
Девка взяла ключи и графин и вместе с Ванюшей вышла из хаты.
— Скажи, пожалуйста, кто это такая женщина? — спросил Оленин, указывая на
Марьянку, которая в это время проходила мимо окна.
Старик подмигнул и толкнул локтем молодого человека.
— Постой, — проговорил он и высунулся в окно. — Кхм! Кхм! — закашлял и замычал
он. — Марьянушка! А, нянюка Марьянка! Полюби меня, душенька! Я шутник, — прибавил
он шепотом, обращаясь к Оленину.
Девка, не оборачивая головы, ровно и сильно размахивая руками, шла мимо окна тою
особенною щеголеватою, молодецкою походкой, которою ходят казачки. Она только
медленно повела на старика своими черными, отененными глазами.
— Полюби меня, будешь счастливая! — закричал Ерошка и, подмигивая,
вопросительно взглянул на Оленина. — Я молодец, я шутник, — прибавил он, — Королева
девка? А?
— Красавица, — сказал Оленин. — Позови ее сюда.
— Ни-ни! — проговорил старик. — Эту сватают за Лукашку. Лука — казак молодец,
джигит, намеднись абрека убил. Я тебе лучше найду. Такую добуду, что вся в шелку да в
серебре ходить будет. Уж сказал — сделаю; красавицу достану.
— Старик, а что говоришь! — сказал Оленин. — Ведь это грех!
— Грех? Где грех? — решительно отвечал старик. — На хорошую девку поглядеть
грех? Погулять с ней грех? Али любить ее грех? Это у вас так? Нет, отец мой, это не грех, а
спасенье. Бог тебя сделал, Бог и девку сделал. Все он, батюшка, сделал. Так на хорошую
девку смотреть не грех. На то она сделана, чтоб ее любить да на нее радоваться. Так-то я