Page 31 - Казаки
P. 31
покорным и нежным, улыбаясь и близко глядя в ее глаза.
Марьяна прижалась к нему и крепко поцеловала его в губы.
— Братец! — прошептала она, порывисто прижимая его к себе. Потом вдруг,
вырвавшись, побежала и, не оборачиваясь, повернула в ворота своего дома.
Несмотря на просьбы казака подождать еще минутку, послушать, что он ей скажет,
Марьяна не останавливалась.
— Иди! Увидят! — проговорила она. — Вон и то, кажись, постоялец наш, черт, по
двору ходит.
«Хорунжиха, — думал себе Лукашка, — замуж пойдет! Замуж само собой, а ты полюби
меня».
Он застал Назарку у Ямки и, с ним вместе погуляв, пошел к Дуняшке и, несмотря на ее
неверность, ночевал у нее.
XIV
Действительно, Оленин ходил по двору, в то время как Марьяна прошла в ворота, и
слышал, как она сказала: «Постоялец-то, черт, ходит». Весь этот вечер провел он с дядей
Ерошкой на крыльце своей новой квартиры. Он велел вынести стол, самовар, вино,
зажженную свечу и за стаканом чая и сигарой слушал рассказы старика, усевшегося у его ног
на приступочке. Несмотря на то, что воздух был тих, свеча плыла и огонь метался в разные
стороны, освещая то столбик крылечка, то стол и посуду, то белую стриженую голову
старика. Ночные бабочки вились и, сыпля пыль с крылышек, бились по столу и в стаканах,
то влетали в огонь свечи, то исчезали в черном воздухе, вне освещенного круга. Оленин
выпил с Ерошкой вдвоем пять бутылок чихиря. Ерошка всякий раз, наливая стаканы,
подносил один Оленину, здороваясь с ним, и говорил без устали. Он рассказывал про старое
житье казаков, про своего батюшку Широкого , который один на спине приносил кабанью
тушу в десять пуд и выпивал в один присест два ведра чихирю. Рассказал про свое времечко
и своего няню 19 Гирчика, с которым он из-за Тереку во время чумы бурки переправлял.
Рассказал про охоту, на которой он в одно утро двух оленей убил. Рассказал про свою
душеньку , которая за ним по ночам на кордон бегала. И все это так красноречиво и
живописно рассказывалось, что Оленин не замечал, как проходило время.
— Так-то, отец ты мой, — говорил он, — не застал ты меня в мое золотое времечко, я
бы тебе все показал. Нынче Ерошка кувшин облизал, а то Ерошка по всему полку гремел. У
кого первый конь, у кого шашка гурда 20 , к кому выпить пойти, с кем погулять? Кого в горы
послать, Ахмет-хана убить? Все Ерошка. Кого девки любят? Все Ерошка отвечал. Потому
что я настоящий джигит был. Пьяница, вор, табуны в горах отбивал, песенник; на все руки
был. Нынче уж и казаков таких нету. Глядеть скверно. От земли вот (Ерошка указал на
аршин от земли), сапоги дурацкие наденет, все на них смотрит, только и радости. Иль пьян
надуется; да и напьется не как человек, а так что-то. А я кто был? Я был Ерошка вор; меня,
мало по станицам, — в горах-то знали. Кунаки-князья приезжали. Я, бывало, со всеми кунак:
татарин — татарин, армяшка — армяшка, солдат — солдат, офицер — офицер. Мне все
равно, только бы пьяница был. Ты, говорит, очиститься должен от мира сообщенья: с
солдатом не пей, с татарином не ешь.
— Кто это говорит? — спросил Оленин.
— А уставщики наши. А муллу или кадия татарского послушай. Он говорит: «Вы
неверные, гяуры, зачем свинью едите!» Значит, всякий свой закон держит. А по-моему, все
одно. Все Бог сделал на радость человеку. Ни в чем греха нет. Хоть с зверя пример возьми.
19 Няней называется в прямом смысле всегда старшая сестра, а в переносном «няней» называется друг.
20 Шашки и кинжалы, дороже всего ценимые на Кавказе, называются по мастеру — Гурда.