Page 47 - Казаки
P. 47

— Ну, не попадайся ему теперь, брат, — сказал один из казаков, провожавших каюк,
               обращаясь к Лукашке. — Слыхал, как про тебя спросил?
                     Лукашка поднял голову.
                     — Крестник-то? — сказал Лукашка, разумея под этим словом чеченца.
                     — Крестник-то не встанет, а рыжий братец-то крестовый.
                     — Пускай Бога молит, что сам цел ушел, — сказал Лукашка, смеясь.
                     — Чему  ж  ты  радуешься? — сказал  Оленин  Лукашке. — Как  бы  твоего  брата  убили,
               разве бы ты радовался?
                     Глаза казака смеялись, глядя на Оленина. Он, казалось, понял все, что тот хотел сказать
               ему, но стоял выше таких соображений.
                     — А что ж? И не без того! Разве нашего брата не бьют?

                                                             XXII

                     Сотник с станичным уехали; а Оленин, для того чтобы сделать удовольствие Лукашке и
               чтобы не идти одному по темному лесу, попросил отпустить Лукашку, и урядник отпустил
               его. Оленин думал, что Лукашке хочется видеть Марьянку, и вообще был рад товариществу
               такого  приятного  на  вид  и  разговорчивого  казака.  Лукашка  и  Марьянка  невольно
               соединялись  в  его  воображении,  и  он  находил  удовольствие  думать  о  них.  «Он  любит
               Марьяну, — думал себе Оленин, — а я бы мог любить ее». И какое-то сильное и новое для
               него  чувство  умиления  овладевало  им  в  то  время,  как  они  шли  домой  по  темному  лесу.
               Лукашке тоже было весело на душе. Что-то похожее на любовь чувствовалось между этими
               двумя столь различными молодыми людьми. Всякий раз, как они взглядывали друг на друга,
               им хотелось смеяться.
                     — Тебе в какие ворота? — спросил Оленин.
                     — В  средние.  Да  я  вас  провожу  до  болота.  Там  уж  вы  не  бойтесь  ничего.  Оленин
               засмеялся.
                     — Да разве я боюсь? Ступай назад, благодарствую. Я один дойду.
                     — Ничего! А мне что ж делать? Как вам не бояться? И мы боимся, — сказал Лукашка,
               тоже смеясь и успокоивая его самолюбие.
                     — Ты ко мне зайди. Поговорим, выпьем, а утром ступай.
                     — Разве  я  места  не  найду,  где  ночку  ночевать, — засмеялся  Лукашка, — да  урядник
               просил прийти.
                     — Я вчера слышал, ты песни пел, и еще тебя видел…
                     — Все люди… — И Лука покачал головой.
                     — Что, ты женишься — правда? — спросил Оленин.
                     — Матушка женить хочет. Да еще и коня нет.
                     — Ты нестроевой?
                     — Где ж? Только собрался. Еще коня нет, а раздобыться негде. Оттого и не женят.
                     — А сколько конь стоит?
                     — Торговали  намедни  одного  за  рекой,  так  шестьдесят  монетов  не  берут,  а  конь
               ногайский.
                     — Пойдешь  ты  ко  мне  в  драбанты?  (В  походе  драбант  есть  нечто  вроде  вестового,
               которых  давали  офицерам.)  Я  тебя  выхлопочу  и  коня  тебе  подарю, — вдруг  сказал
               Оленин. — Право. У меня два, мне не нужно.
                     — Как не нужно? — смеясь, сказал Лукашка. — Что вам дарить? Мы разживемся, Бог
               даст.
                     — Право!  Или  не  пойдешь  в  драбанты? — сказал  Оленин,  радуясь  тому,  что  ему
               пришло в голову подарить коня Лукашке. Ему, однако, отчего-то неловко и совестно было.
               Он искал и не знал, что сказать.
                     Лукашка первый прервал молчание.
                     — Что, у вас в России дом есть свой? — спросил он. Оленин не мог удержаться, чтобы
   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52