Page 6 - Казаки

несмотря на эту уверенность, он снова начинает считать оставшиеся долги, их сроки и
предполагаемое время уплаты. «А ведь я еще остался должен Морелю, кроме
Шевалье», — вспоминалось ему; и представляется вся ночь, в которой он ему задолжал
столько. Это была попойка с цыганами, которую затеяли приезжие из Петербурга: Сашка Б
***, флигель-адъютант, и князь Д ***, и этот важный старик… «И почему они так довольны
собой, эти господа, — подумал он, — и на каком основании составляют они особый кружок,
в котором, по их мнению, другим очень лестно участвовать. Неужели за то, что они
флигель-адъютанты? Ведь это ужасно, какими глупыми и подлыми они считают других! Я
показал им, напротив, что нисколько не желаю сближаться с ними. Однако, я думаю,
Андрей-управляющий очень был бы озадачен, что я на ты с таким господином, как Сашка
Б ***, полковником и флигель-адъютантом… Да и никто не выпил больше меня в этот вечер;
я выучил цыган новой песне, и все слушали. Хоть и много глупостей я делал, а все-таки я
очень, очень хороший молодой человек», — думает он.
Утро застало Оленина на третьей станции. Он напился чаю, переложил с Ванюшей сам
узлы и чемоданы и уселся между ними благоразумно, прямо и аккуратно, зная, где что у него
находится, — где деньги и сколько их, где вид и подорожная и шоссейная расписка, — и все
это ему показалось так практично устроено, что стало весело, и дальняя дорога
представилась в виде продолжительной прогулки.
В продолжение утра и середины дня он весь был погружен в арифметические расчеты:
сколько он проехал верст, сколько остается до первой станции, сколько до первого города,
до обеда, до чая, до Ставрополя и какую часть всей дороги составляет проеханное. При этом
он рассчитывал тоже: сколько у него денег, сколько останется, сколько нужно для уплаты
всех долгов и какую часть всего дохода будет он проживать в месяц. К вечеру, напившись
чаю, он рассчитывал, что до Ставрополя оставалось 7/11 всей дороги, долгов оставалось
всего на семь месяцев экономии и на 1/8 всего состояния, — и, успокоившись, он укутался,
спустился в сани и снова задремал. Воображение его теперь уже было в будущем, на
Кавказе. Все мечты о будущем соединялись с образами Амалат-беков, черкешенок, гор,
обрывов, страшных потоков и опасностей. Все это представляется смутно, неясно; но слава,
заманивая, и смерть, угрожая, составляют интерес этого будущего. То с необычайною
храбростию и удивляющею всех силой он убивает и покоряет бесчисленное множество
горцев; то он сам горец и с ними вместе отстаивает против русских свою независимость. Как
только представляются подробности, то в подробностях этих участвуют старые московские
лица. Сашка Б *** тут вместе с русскими или с горцами воюет против него. Даже,
неизвестно как, портной мосье Капель принимает участие в торжестве победителя. Ежели
при этом вспоминаются старые унижения, слабости, ошибки, то воспоминание о них только
приятно. Ясно, что там, среди гор, потоков, черкешенок и опасностей, эти ошибки не могут
повториться. Уж раз исповедался в них перед самим собою, и кончено. Есть еще одна, самая
дорогая мечта, которая примешивалась ко всякой мысли молодого человека о будущем. Это
мечта о женщине. И там она, между гор, представляется воображению в виде
черкешенки-рабыни, с стройным станом, длинною косой и покорными глубокими глазами.
Ему представляется в горах уединенная хижина и у порога она , дожидающаяся его в то
время, как он, усталый, покрытый пылью, кровью, славой, возвращается к ней, и ему чудятся
ее поцелуи, ее плечи, ее сладкий голос, ее покорность. Она прелестна, но она необразованна,
дика, груба. В длинные зимние вечера он начинает воспитывать ее. Она умна, понятлива,
даровита и быстро усвоивает себе все необходимые знания. Отчего же? Она очень легко
может выучить языки, читать произведения французской литературы, понимать их. «Notre
Dame de Paris», например, должно ей понравиться. Она может и говорить по-французски. В
гостиной она может иметь больше природного достоинства, чем дама самого высшего
общества. Она может петь, просто, сильно и страстно. «Ах, какой вздор!» — говорит он сам
себе. А тут приехали на какую-то станцию и надо перелезать из саней в сани и давать на
водку. Но он снова ищет воображением того вздора, который он оставил, и ему
представляются опять черкешенки, слава, возвращение в Россию, флигель-адъютантство,