Page 178 - Мартин Иден
P. 178

такой далекий от глубин жизни, вознегодовал, а сердце, женское сердце,
               которому ведома сама суть жизни, торжествовало и ликовало. Вот в такие
               минуты Руфь особенно остро ощущала безмерную любовь к Мартину  –
               когда его сильные руки обнимали ее и крепко сжимали, стискивали жарко,
               до  боли,  она  едва  не  теряла  сознание  от  наслажденья.  В  такие  минуты
               казалось:  все  оправдано  –  что  она  предает  общепризнанные  правила,
               оскверняет  свои  высокие  идеалы,  а  главное,  молчаливо  нарушает  волю

               родителей. Они ведь не хотят, чтобы она вышла замуж за этого человека.
               Их  возмущает  ее  любовь  к  нему.  И  сама  Руфь  –  та  спокойная,
               благоразумная  Руфь,  какой  она  становится  вдали  от  Мартина,  –  порой
               возмущается этой своей любовью. А рядом с Мартином она его любит –
               подчас, правда, любовью досадливой, тревожной, но все равно это любовь,
               и любовь сильнее ее.
                     – Грипп – пустяки, – говорил Мартин. – Малость помучил, и голова
               изрядно болела, но с тропической лихорадкой никакого сравненья.
                     – А у тебя и тропическая лихорадка была? – рассеянно спросила Руфь,
               поглощенная блаженным чувством, которое испытывала в его объятиях.
                     Вот так рассеянно она задавала ему вопросы, и он рассказывал, и
               вдруг слова Мартина ее испугали.
                     Тропической  лихорадкой  он  болел  в  тайной  колонии  тридцати
               прокаженных на Гавайских островах.
                     – Да как же ты там оказался? – возмутилась она.
                     Такая великолепная беспечность, когда речь идет о здоровье, – едва ли

               не преступление.
                     – А я ничего не знал, – ответил Мартин. – Понятия не имел, что там
               проказа. Я сбежал с корабля, выбрался на остров и двинулся подальше от
               берега,  хотел  укрыться  понадежнее.  Три  дня  кормился  плодами  гуавы,
               малайскими  яблоками,  да  бананами,  всем,  что  найдется  в  джунглях.  На
               четвертый день набрел на тропу, на узенькую тропинку. Она вела в глубь
               острова, в гору. Как раз туда, куда я держал путь, и видно было, что по ней
               недавно прошли. В одном месте она шла по гребню горного кряжа, узкому,
               как лезвие ножа. На самом гребне  ширина тропинки  была меньше трех
               футов, а по обе стороны – пропасть в несколько сот футов глубиной. Если
               иметь  вдоволь  патронов,  там  можно  защищаться  одному  против  сотни
               тысяч.

                     Это  был  единственный  путь  в  глубь  острова,  где  я  хотел укрыться.
               Через  три  часа  я  вышел  по  этой  тропе  в  маленькую  горную  долину,  в
               выемку, что образовалась среди выступов застывшей лавы. Долина была
               возделана,  рядами  росли  таро  и  плодовые  деревья,  и  стояло  с  десяток
   173   174   175   176   177   178   179   180   181   182   183