Page 180 - Мартин Иден
P. 180
– со смехом сказала она.
Но в ее смехе Мартину послышался металл, а глаза блеснули холодно.
И ему вдруг вспомнился штормовой ветер, что налетел однажды на севере
Тихого океана. Перед глазами возникла та ночь, ясное небо, полнолуние, и
в лунном свете холодно блестят могучие валы. Потом он увидел ту девушку
из убежища прокаженных и вспомнил: да, она полюбила его и оттого дала
ему уйти.
– Она была благородна, – сказал он просто. – Она спасла мне жизнь.
Ничего больше не было сказано, но Мартин услыхал приглушенный,
без слез всхлип Руфи, она отвернулась, долго смотрела в окно. А когда
вновь обернулась к нему, лицо было уже спокойное, и в глазах не было
холодного отблеска бури.
– Я такая глупая, – грустно сказала она. – Но я ничего не могу с собой
поделать. Я так люблю тебя, Мартин, очень люблю, очень. Со временем я
стану терпимей; а пока просто не могу иначе, я ревную к призракам
прошлого, ведь твое прошлое полно призраков.
Он хотел было возразить, она ему не позволила.
– Да, это так, по-другому быть не может. И вон бедняга Артур машет
мне, пора ехать. Он устал ждать. А теперь до свиданья, милый.
– В аптеках есть какое-то снадобье, которое помогает бросить
курить, – прибавила Руфь уже от двери. – Я пришлю тебе.
Дверь закрылась и тотчас отворилась опять.
– Люблю, люблю, – прошептала Руфь и на этот раз действительно
ушла.
Мария, глядя на Руфь с благоговением, что не помешало ей заметить и
качество материи на платье и его крой (невиданный в этом квартале крой
необычайной красоты), проводила гостью до экипажа. Толпа
разочарованных мальчишек глядела вслед экипажу, пока он не скрылся из
виду, и тогда все уставились на Марию, которая вдруг стала самой
выдающейся личностью на всей улице. Но один из ее же отпрысков
положил конец торжеству матери – объявил, что важные господа
приезжали не к ней, а к постояльцу. И мимолетная слава Марии угасла, зато
Мартин стал замечать, что окрестные жители – все народ скромный –
взирают на него почтительна. Что до Марии, ее уважение к Мартину
возросло невероятно, а будь свидетелем приезда господ в экипаже
португалец-бакалейщик, он наверняка открыл бы Мартину кредит еще на
три доллара восемьдесят пять центов.