Page 186 - Мартин Иден

– Вы же там, наверно, как рыба без воды.
– Пожалуй, в университетском кругу таких, как я, немного. Временами
я действительно чувствую себя рыбой, вытащенной из воды, понимаю, что
место мне в Париже или среди пишущей братии, или в пещере отшельника,
или среди вконец одичавшей богемы – попивал бы кларет, у нас в Сан-
Франциско его называют итальянское красное, обедал бы в дешевых
ресторанчиках Латинского квартала и громогласно излагал

радикальнейшие взгляды на все сущее. Право, я нередко почти уверен, что
рожден был радикалом. Но на свете слишком много такого, в чем я совсем
не уверен. Я робею, когда остаюсь один на один со своей человеческой
слабостью, ведь она мешает мне всесторонне осмыслить любой из
вопросов – важнейших вопросов человеческого бытия.
Мартин слушал Колдуэла и вдруг поймал себя на том, что с губ его
готова сорваться «Песнь пассата»:
Я в полдень сильней, Но всего верней При луне надуваю парус.
Слова так и просились на язык, и до Мартина дошло, что собеседник
напоминает ему пассат, северо-восточный пассат, упорный, свежий и
сильный. Спокойный человек, надежный, однако что-то в нем сбивает с
толку. У Мартина было ощущение, что Колдуэл никогда не высказывается
откровенно, до конца, как раньше нередко бывало ощущение, будто пассат
никогда не дует в полную силу, всегда есть у него в запасе и еще силы,
которые он никогда не пускает в ход. Живое воображение Мартина, как
всегда, не дремало. Мозг его был словно богатая кладовая, где память

хранила множество фактов и вымыслов, и доступ к ним всегда открытый,
все в полном порядке, все к его услугам. В любую минуту, что бы ни
случилось, Мартин мигом находил в своих запасниках контрастный или
схожий образ. Получалось это само собой, и воображаемое неизменно
сопутствовало тому, . что совершалось въяве. Как лицо Руфи в миг
ревности вызвало перед глазами давно забытую картину шторма в лунную
ночь, а беседуя с профессором Колдуэлом, Мартин снова увидел белые
валы, гонимые северо-восточным пассатом по темно-лиловому океану, так
минута за минутой вставали перед ним, всплывали перед глазами или
возникали на экране сознания все новые образы-воспоминания, не сбивая с
толку, но скорее помогая разобраться в настоящем. Образы эти – несчетное
множество видений, рожденных то давними поступками или

переживаниями, то книгами, то обстоятельствами, событиями вчерашнего
дня или прошлой недели, – спал ли Мартин, бодрствовал ли, вечно
толпились у него в памяти.
Так и сейчас, слушая непринужденные речи профессора Колдуэла –