Page 190 - Мартин Иден

ужасней другое, слышать не могу, до чего напыщенно, чопорно и
самодовольно, до чего свысока и тягуче он все это изрекает. Да за то время,
пока он сообщал мне, что Объединенная рабочая партия слилась с
демократами, я успел бы ему изложить всю историю Реформации. Ты
знаешь, он передергивает в разговорах, как профессиональный игрок в
картах. Я как-нибудь покажу тебе, что я имею в виду.
– Жаль, что он тебе не понравился, – ответила Руфь. – Он любимец

мистера Батлера. Мистер Батлер говорит, он надежен и честен, называет его
Скала, Петр{1}, говорит, на таких держатся банки.
– Не сомневаюсь – по тому немногому, что видел, и уж совсем
немногому, что от него слышал. Но вот почтения к банкам у меня
поубавилось. Ты не против, что я говорю так откровенно, Руфь, милая?
– Нет-нет, это необычайно интересно.
– Я ведь только варвар, получающий первые впечатления от
цивилизации, – чистосердечно признался Мартин. – Для цивилизованного
человека подобные впечатления уж наверно новы и занимательны.
– А что ты скажешь о моих кузинах? – осведомилась Руфь.
{1} Петр – скала, камень (от греч.). 218
– Они мне понравились больше других женщин. Веселости в них хоть
отбавляй, а зазнайства и притворства самая малость.
– Значит, другие женщины тебе все-таки понравились?
Мартин покачал головой.
– Эта дама-благотворительница просто попугай от социологии. Голову

даю на отсечение, если кинуть ее среди звезд, как Томлинсона, в ней не
сыщешь ни единой собственной мысли. Что до портретистки, она
нестерпимо скучна. Ей бы выйти за банковского кассира, – самая
подходящая пара. А уж музыкантша! Какое мне дело, что у нее проворные
пальцы, и совершенная техника, и экспрессия – ведь ясно как день:
В музыке она ничего не смыслит.
– Она играет прекрасно, – запротестовала Руфь.
– Да, без сомнения, во всем, что касается техники, она поднаторела, но
вот о духе музыки понятия не имеет. Я ее спросил, что для нее музыка, – ты
ведь знаешь, эта сторона меня всегда интересует, – а она не знала, только и
смогла ответить, что обожает музыку, что музыка величайшее из искусств и
для нее дороже жизни.

– Ты всех заставлял говорить об их работе, – упрекнула Руфь.
– Да, признаюсь. И уж если они не могли толком поговорить о своем
деле, каково было бы слушать, как они разглагольствуют о чем-нибудь
другом. Я-то прежде думал, здесь, где люди наслаждаются всеми