Page 188 - Мартин Иден

рассуждения уязвимы. Вы не принимаете в расчет биологию, ту, что может
полностью объяснить жизнь всего живого на земле, от лабораторных
опытов по превращению неживого в живее до широчайших эстетических и
социологических обобщений.
Руфь ужаснулась. Она прослушала у профессора Колдуэла два курса и
смотрела на него снизу вверх, как на олицетворение всех на свете знаний.

– Я вас не совсем понимаю, – неуверенно вымолвил профессор.
Что-что, а понимает его Колдуэл прекрасно, в этом Мартин не
сомневался.
– Тогда постараюсь объяснить, – сказал Мартин. – Помню, я читал в
истории Египта что-то в таком роде: египетское искусство невозможно
понять, не изучив прежде состояние египетского земледелия.
– Совершенно верно, – профессор кивнул.
– И по-моему, – продолжал Мартин, – в свою очередь, разобраться в
земледелии невозможно, если не изучил сперва материю и основной закон
жизни. Как можно понять законы и устои, верования и обычаи, не понимая
не просто природу тех, кто их создал, но природу материи, из которой
созданы сами люди? Разве литература менее связана с жизнью общества,
чем архитектура и скульптура Египта? Разве найдется во вселенной хоть
что-то, не подвластное закону эволюции? Да, конечно, существует
тщательно разработанная теория эволюции различных искусств, но мне
кажется, она слишком механистична. Человека она оставляет без внимания.
Эволюция инструмента, лиры, музыки, песни, танца – все прекрасно

разработано, ну а как же эволюция самого человека, развитие важнейших
внутренних его органов, что были в нем прежде, чем он сработал первый
инструмент или пробормотал первую свою песнь? Вот чего нет в ваших
рассуждениях и вот что я называю биологией. Это биология в самом
широком понимании.
Я знаю, я говорю бессвязно, но я стараюсь растолковать свою мысль.
Она пришла мне в голову, пока я вас слушал, и я не успел отточить
формулировки. Вы сами говорили о слабости человека, которая мешает ему
всесторонне осмыслить происходящее. И сами же – так мне кажется –
оставляете в стороне роль биологии, самое материю, то важнейшее, из чего
сотканы все искусства, основу и нить всех человеческих деяний и
свершений.

К изумлению Руфи, Мартин не был тотчас же разбит наголову, и,
услышав, как отвечает профессор, она подумала, что тот просто снисходит
к молодости собеседника. Долгую минуту профессор Колдуэл молчал и
теребил цепочку часов.