Page 210 - Мартин Иден

Ведь каждый такой рассказик, каждое слово каждого рассказика было
насилием над собой, писалось вопреки уважению к себе, вопреки моему
уважению к красоте. Поверь, от этого занятия меня тошнит. Грех этим
заниматься. И втайне я был доволен, когда их не покупали, хоть и
приходилось отдавать в заклад костюм. Но какая была радость писать
«Стихи о любви»! Высочайшая творческая радость! Она– награда за все.
Мартин не знал, что Руфь не понимает творческой радости. Слова эти

она употребляла, от нее-то он и услышал их впервые. Она читала об этом,
изучала это в университете, когда готовилась стать бакалавром изящных
искусств, но сама неспособна была ни на самостоятельную мысль, ни на
творческое усилие, и все, что будто бы говорило о ее высокой культуре, она
повторяла с чужих слов, все было получено из третьих рук.
– А может быть, редактор не без основания правил «Голоса моря»? –
спросила Руфь. – Не забудь, редактор должен был доказать, что разбирается
в литературе, иначе он бы не стал редактором.
– Это лишь подтверждает, как. живуче все общепринятое, – возразил
Мартин, не сдержав давнего ожесточения против редакторской братии. –
То, что существует, не только правильно, но и лучшее из всего возможного.
Раз оно существует, значит, хорошо, полезно, имеет право существовать, –
и, заметь, как верит рядовой человек, существовать не только в нынешних
условиях, но и в любых условиях. Верит он в такую чепуху, разумеется, из-
за своего невежества, а невежество его рождено всего-навсего
убийственной формой мышления, описанной Вейнингером. Эти при– 236

верженцы общепринятого воображают, будто мыслят, и. сами лишенные
способности мыслить, распоряжаются жизнью тех немногих, кто и вправду
мыслит.
Мартин замолчал, до него вдруг дошло, что Руфи не понять его речей.
– Знать не знаю, кто такой этот Вейнингер, – отрезала Руфь. – И все
эти рассуждения носят слишком общий характер, я просто не улавливаю
твоей логики. Я говорила о способности редактора разобраться…
– Да откуда она, эта способность, – прервал Мартин. – Девяносто
девять процентов редакторов обыкновенные неудачники. Несостоявшиеся
писатели. Не думай, будто они предпочли нудную необходимость торчать
за редакторским столом, зависеть от тиража и коммерческого директора
радости творить. Они пробовали писать– и не сумели. И получается
дьявольская нелепость. Каждую дверь в литературу охраняют сторожевые

псы – несостоявшиеся писатели. Редакторы, помощники редакторов,
младшие редакторы, – в большинстве, и те, кому журналы и издатели
поручают читать рукописи, тоже, почти все– люди, которые хотели писать и