Page 231 - Мартин Иден

взглядом. Мартина изумило его безмятежно спокойное лицо. Стычка с
типографом явно не нарушила его душевного равновесия.
– Я. . . я Мартин Идеи, – заговорил Мартин. («И хочу получить мои
пять долларов»– просилось на язык.) Но он впервые встретился с живым
редактором, и не хотелось с ходу его пугать. К его удивлению, мистер Форд
так и подскочил, воскликнул: «Да что вы!»– и вот уже обеими руками
горячо жмет ему руку.

– Не могу выразить, как я счастлив вас видеть, мистер Иден. Сколько
раз пытался представить, какой вы.
Он отстранил Мартина на расстояние вытянутой руки и сияющими
глазами оглядел не лучший костюм Мартина, он же самый худший,
изношенный, уже не поддающийся починке, зато складка брюк тщательно
отглажена, для чего Мартин воспользовался утюгом Марии.
– Признаться, я полагал, что вы гораздо старше. Ведь в вашем рассказе
такая широта и мощь, такая зрелость и глубина мысли. Этот ваш рассказ –
шедевр, я его оценил с первых же строк. Позвольте рассказать о первом
впечатлении. Но нет, сперва позвольте вас познакомить с моими
сотрудниками..
Ни на минуту не умолкая, мистер Форд повел Мартина в
редакционную комнату и там представил своему помощнику мистеру
Уайту, худенькому тщедушному человечку с редкими шелковистыми
усами, рука у него была ледяная, словно он пришел с мороза..

– А вот мистер Эндс, мистер Иден. Мистер Эндс, знаете ли, наш
коммерческий директор.
И вот Мартин уже пожимает руку лысому человеку со злыми глазами,
еще не старому, насколько можно судить по лицу, заросшему белоснежной
тщательно подстриженной бородой – супруга коммерческого директора
сама занималась этим по воскресеньям и заодно подбривала ему сзади
шею.
Все трое обступили Мартина, наперебой бурно восхищались его
рассказом и так трещали, словно заключили пари, кто будет говорить всех
быстрее.
– Мы-то удивлялись, почему вы к нам не заглянете, – говорил мистер
Уайт.
– А у меня нет денег на проезд, я живу по ту сторону залива, – брякнул

Мартин, пускай поймут, что ему до зарезу нужны, деньги.
«Мой роскошный костюм вполне красноречиво свидетельствует, как я
нуждаюсь», – подумал он. Опять и опять, при каждом удобном случае он
намекал, зачем пришел. Но его поклонники оставались глухи. Они пели