Page 275 - Мартин Иден

привычной писательской упряжке ощущал себя призраком прошлого.
Вспомнилось, кто-то когда-то сказал, будто призрак-это дух умершего,
которому не хватило ума понять, что он умер; и Мартин на минуту
задумался– может быть, он и вправду мертв и только не сознает этого?
Настал день, когда «Запоздавший» был закончен. Агент конторы
проката пришел за машинкой и сидел на кровати, пока Мартин, сидя на
стуле, допечатывал последние страницы последней главы. «КОНЕЦ»

отстучал он заглавными буквами, и для него это был поистине конец. Он
даже с облегчением смотрел, как выносят из комнаты пишущую машинку,
потом лег на постель. Он совсем обессилел от голода. Уже тридцать шесть
часов у него маковой росинки во рту не было, но он об этом не думал.
Закрыв глаза, лежал он. на спине без мыслей, медленно погружаясь то ли в
оцепенение, то ли в беспамятство, в котором тонуло сознание. В полубреду
он вслух бормотал строки неизвестного поэта, которые любил читать ему
Бриссенден. Это однообразное бормотанье пугало Марию, которая в
тревоге прислушивалась за дверью. Беспокоили ее не слова, не слишком ей
понятные, беспокоило, что он непрестанно что-то бормочет.

Кончил петь – не трону струн.
Замирают песни быстро,
Так под ветром гаснут искры.
Кончил петь – не трону струн.
Пел когда-то утром чистым —
Вторил дрозд веселым свистом.
Стал я нем, скворец усталый.
Песен в горле не осталось,
Время пенья миновалось.

Кончил петь – не трону струн.

Не в силах больше это выносить, Мария метнулась к плите, налила

миску супу, зачерпнула со дна кастрюли побольше мелко нарубленного
мяса и овощей. Мартин приподнялся на кровати, сел и принялся есть,
уверяя Марию, что разговаривал не во сне и что нет у него никакой
лихорадки.
Мария ушла, а он сидел на кровати мрачный, поникший, тусклым,
невидящим взглядом обводил комнату, и вот на глаза ему попалась
надорванная обертка журнала, полученного с утренней почтой и еще не
раскрытого, и в помраченном сознании блеснул свет. «Парфенон», –