Page 86 - Мартин Иден

пытался писать, а о чем было писать? Что у тебя такого было за душой?
Кой-какие ребяческие понятия да незрелые чувства, жадное, но
неосознанное чувство красоты, дремучее невежество, сердце, готовое
разорваться от любви, и мечта, огромная, как эта любовь, и бесплодная, как
твое невежество. А еще хотел писать. Ты только еще начинаешь постигать
что-то, о чем можно писать. Ты хотел творить красоту, но где тебе, ты же
ведать не ведаешь, что она такое – красота. Ты хотел писать о жизни, но ты

же ведать не ведаешь самых ее основ. Ты хотел писать о мире, о том, как
устроен мир, а мир для тебя головоломка, и об этом говорили бы и твои
писания. Но не унывай, Мартин, дружище! Ты еще напишешь. Ты уже
знаешь кое-что, самую малость, но ты на правильном пути и узнаешь
больше. Когда-нибудь, если повезет, ты будешь знать едва ли не все, что
возможно. И тогда будешь писать.
Он поведал Руфи о своем замечательном открытии, хотел разделить с
ней всю свою радость, все изумление. Но она осталась едва ли не
равнодушна. Молча выслушала – видно, уже успела познакомиться с этим в
университете. Открытие не взволновало ее, как Мартина, и не реши он, что
не так уж, видно, это для нее ново и неожиданно, он бы поразился.
Оказалось, Артур и Норман тоже верят в теорию эволюции и читали
Спенсера, хотя, похоже, он не повлиял на них всерьез, а косматый малый в
очках, Уилл Олни, при имени Спенсера презрительно фыркнул и повторил
шуточку, которую Мартин слышал в парке: «Нет бога, кроме

Непостижимого, и Герберт Спенсер пророк его».
Но Мартин простил ему насмешку, так как начал понимать, что Олни
вовсе не влюблен в Руфь. Позднее, по всевозможным мелочам, он
убедился, что тот не только равнодушен к Руфи, но даже относится к ней
неприязненно, и это Мартина огорошило. Не укладывалось это у него в
голове. Престранное явление, никак его не связать со всем остальным, что
происходит в мире. Однако он пожалел молодого чудака – видно, бедняга
жестоко обделен природой, оттого и неспособен оценить всю красоту, все
совершенство Руфи. Несколько воскресений они ездили на велосипедах в
горы, и Мартин мог воочию убедиться, что между Руфью и Олни шла
необъявленная война. Олни предпочитал общество Нормана, предоставляя
Артуру и Мартину сопровождать Руфь, за что Мартин был ему весьма
признателен.

До чего же отрадны были для Мартина те воскресенья, – конечно,
всего отрадней оттого, что рядом была Руфь, но еще и оттого, что ставили
его почти на равную ногу с молодыми людьми ее круга. Хотя они долгие
годы получали систематическое образование, Мартин убедился, что вовсе