Page 145 - Обыкновенная история

барочник и так упал.
Александр пошел домой, придерживаясь рукой за сердце. Он по временам оглядывался
на реку, на разведенный мост и, вздрагивая, тотчас же отворачивался и ускорял шаги.
Между тем Лиза кокетливо одевалась, не брала с собой ни отца, ни няньки и каждый
вечер просиживала до поздней ночи под деревом.
Настали темные вечера: она все ждала; но о приятелях ни слуху ни духу.
Пришла осень. Желтые листья падали с деревьев и усеяли берега; зелень полиняла;
река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо; дул холодный ветер с мелким
дождем. Берега реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких
голосов по берегам; лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не
прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет на дереве; только галки и вороны криком
наводили уныние на душу; и рыба перестала клевать.
А Лиза все ждала: ей непременно нужно было поговорить с Александром: открыть ему
тайну. Она все сидела на скамье, под деревом, в кацавейке. Она похудела; глаза у ней
немного впали; щеки были подвязаны платком. Так застал ее однажды отец.
– Пойдем, полно тут сидеть, – сказал он, морщась и дрожа от холода, – посмотри, у
тебя руки посинели; ты озябла. Лиза! слышишь ли? пойдем.
– Куда?
– Домой: мы сегодня переезжаем в город.
– Зачем? – спросила она с удивлением.
– Как зачем? осень на дворе; мы одни только остались на даче.
– Ах, боже мой! – сказала она, – здесь и зимой будет хорошо: останемтесь.
– Вот что еще вздумала! Полно, полно, пойдем!
– Погодите! – сказала она умоляющим голосом, – еще воротятся красные дни.
– Послушай! – отвечал отец, трепля ее по щеке и указывая на то место, где удили
приятели, – они не воротятся…
– Не… воротятся! – повторила она вопросительно-печальным голосом, потом подала
отцу руку и тихо, склонив голову, пошла домой, оглядываясь по временам назад.
А Адуев с Костяковым давно уже удили где-то в противоположной стороне от этого
места.

V

Мало-помалу Александр успел забыть и Лизу, и неприятную сцену с ее отцом. Он
опять стал покоен, даже весел, часто хохотал плоским шуткам Костякова. Его смешил взгляд
этого человека на жизнь. Они строили даже планы уехать куда-нибудь подальше, выстроить
на берегу реки, где много рыбы, хижину и прожить там остаток дней. Душа Александра
опять стала утопать в тине скудных понятий и материального быта. Но судьба не дремала, и
ему не удавалось утонуть совсем в этой тине.
Осенью он получил от тетки записку с убедительнейшею просьбою проводить ее в
концерт, потому что дядя был не совсем здоров. Приехал какой-то артист, европейская
знаменитость.
– Как, в концерт! – говорил Александр в сильной тревоге, – в концерт, опять в эту
толпу, в самый блеск мишуры, лжи, притворства… нет, не поеду…
– Поди, чай, еще пять рублев стоит, – заметил бывший тут Костяков.
– Билет стоит пятнадцать рублей, – сказал Александр, – но я охотно бы дал пятьдесят,
чтоб не ехать.
– Пятнадцать! – закричал Костяков, всплеснув руками, – вот мошенники! анафемы!
ездят сюда надувать нас, обирать деньги. Дармоеды проклятые! Не ездите, Александр
Федорыч, плюньте! Добро бы вещь какая-нибудь: взял бы домой, на стол поставил или съел;
а то послушал только, да и на: плати пятнадцать рублев! За пятнадцать рублев можно
жеребенка купить.