Page 148 - Обыкновенная история

– Будьте опять прежним Александром, хоть на одну минуту. Расскажите, поверьте мне
все…
– Да, я не могу молчать перед вами: вам выскажу все, что у меня на душе, – сказал он. –
Вы спрашиваете, отчего я прячусь от людей, отчего я ко всему равнодушен, отчего не
вижусь даже с вами?.. отчего? Знайте же, что жизнь давно опротивела мне, и я избрал себе
такой быт, где она меньше заметна. Я ничего не хочу, не ищу, кроме покоя, сна души. Я
изведал всю пустоту и всю ничтожность жизни – и глубоко презираю ее. Кто жил и мыслил,
тот не может в душе не презирать людей 53 . Деятельность, хлопоты, заботы, развлечение
– все надоело мне. Я ничего не хочу добиваться и искать; у меня нет цели, потому что к чему
повлечешься, достигнешь – и увидишь, что все призрак. Радости для меня миновали; я к ним
охладел. В образованном мире, с людьми, я сильнее чувствую невыгоды жизни, а у себя,
один, вдалеке от толпы, я одеревенел: случись что хочет в этом сне – я не замечаю ни людей,
ни себя. Я ничего не делаю и не вижу ни чужих, ни своих поступков – и покоен… мне все
равно: счастья не может быть, а несчастье не проймет меня…
– Это ужасно! Александр, – сказала тетка, – в эти лета такое охлаждение ко всему…
– Чему вы удивляетесь, ma tante? Отделитесь на минуту от тесного горизонта, в
котором вы заключены, посмотрите на жизнь, на мир: что это такое?.. Что вчера велико,
сегодня ничтожно; чего хотел вчера, не хочешь сегодня; вчерашний друг – сегодня враг.
Стоит ли хлопотать из чего-нибудь, любить, привязываться, ссориться, мириться – словом,
жить? не лучше ли спать и умом и сердцем? Я и сплю, оттого и не хожу никуда, и к вам
особенно… Я уснул было совсем, а вы будите и ум и сердце и толкаете их опять в омут. Если
хотите видеть меня веселым, здоровым, может быть живым, даже, пожалуй, по понятиям
дядюшки, счастливым, – оставьте меня там, где я теперь. Дайте успокоиться этим
волнениям; пусть мечты улягутся, пусть ум оцепенеет совсем, сердце окаменеет, глаза
отвыкнут от слез, губы от улыбки – и тогда, через год, через два, я приду к вам совсем
готовый на всякое испытание; тогда не пробудите, как ни старайтесь, а теперь…
Он сделал отчаянный жест.
– Смотрите, Александр, – живо перебила тетка, – вы в одну минуту изменились: у вас
слезы на глазах; вы еще все те же; не притворяйтесь же, не удерживайте чувства, дайте ему
волю…
– Зачем? я не буду лучше от этого! я буду только сильнее мучиться. Нынешний вечер
уничтожил меня в собственных глазах. Я ясно понял, что не имею права никого винить в
своей тоске. Я сам погубил свою жизнь. Я мечтал о славе, бог знает с чего, и пренебрег
своим делом; я испортил свое скромное назначение и теперь не поправлю прошлого: поздно!
Я бежал толпы, презирал ее, – а этот немец, с своей глубокой, сильной душой, с поэтической
натурой, не отрекается от мира и не бежит от толпы: он гордится ее рукоплесканиями. Он
понимает, что он едва заметное кольцо в бесконечной цепи человечества; он то же все знает,
что я: ему знакомы страдания. Слышали, как он рассказал в звуках всю жизнь: и радости, и
горечь ее, и счастье, и скорбь души? она понятна ему. Как стал я сегодня вдруг мелок,
ничтожен в собственных глазах, с своей тоской, страданиями!.. Он пробудил во мне горькое
сознание, что я горд – и бессилен… Ах, зачем вы вызвали меня? Прощайте, пустите меня.
– Чем же я виновата, Александр? неужели я могла пробудить в вас горькое чувство –
я?..
– Вот то-то и беда! ваше ангельское, доброе лицо, ma tante, кроткие речи, дружеское
пожатие руки – все это смущает и трогает меня: мне хочется плакать, хочется опять жить,
томиться… а зачем?
– Как зачем? Останьтесь всегда с нами; и если вы считаете меня хоть немного
достойною вашей дружбы, стало быть, вы найдете утешение и в другой; не одна я такая…

53 Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей – из «Евгения Онегина» А.С. Пушкина (гл. 1,
строфа XLVI)