Page 149 - Обыкновенная история

вас оценят.
– Да! вы думаете, это всегда будет утешать меня? вы думаете, я поверю этому
минутному умилению? Вы, точно, женщина в благороднейшем смысле слова; вы созданы на
радость, на счастье мужчины; да можно ли надеяться на это счастье? можно ли поручиться,
что оно прочно, что сегодня, завтра судьба не обернет вверх дном этой счастливой жизни, –
вот вопрос! Можно ли верить чему-нибудь и кому-нибудь, даже себе? Не лучше ли жить без
всяких надежд и волнений, не ожидать ничего, не искать радостей и, стало быть, не
оплакивать потерь?..
– От судьбы вы нигде не уйдете, Александр: и там, где вы теперь, она все будет
преследовать вас…
– Да, правда; только там судьбе не над чем забавляться, больше забавляюсь я над нею:
смотришь, то рыба сорвется с удочки, когда уж протянул к ней руку, то дождь пойдет, когда
собрался за город, или погода хороша, да самому не хочется… ну и смешно…
У Лизаветы Александровны недоставало более возражений.
– Вы женитесь… будете любить… – сказала она нерешительно.
– Женюсь! вот еще! Неужели вы думаете, что я вверю свое счастье женщине, если б
даже и полюбил ее, чего тоже быть не может? или неужели вы думаете, что я взялся бы
сделать женщину счастливой? Нет, я знаю, что мы обманем друг друга и оба обманемся.
Дядюшка Петр Иваныч и опыт научили меня…
– Петр Иваныч! да, он много виноват! – сказала Лизавета Александровна со вздохом, –
но вы имели право не слушать его… и были бы счастливы в супружестве…
– Да, в деревне, конечно; а теперь… Нет, ma tante, супружество не для меня. Я теперь
не могу притвориться, когда разлюблю и перестану быть счастлив; не могу также не увидеть,
когда жена притворится; будем оба хитрить, как хитрите… например, вы и дядюшка…
– Мы? – с изумлением и с испугом спросила Лизавета Александровна.
– Да, вы! Скажите-ка, так ли вы счастливы, как мечтали некогда?
– Не так, как мечтала… но счастлива иначе, нежели мечтала, разумнее, может быть,
больше – не все ли это равно?.. – с замешательством отвечала Лизавета Александровна, – и
вы тоже…
– Разумнее! Ах, ma tante, не вы бы говорили: так дядюшкой и отзывается! Знаю я это
счастье по его методе: разумнее – так, но больше ли? ведь у него все счастье, несчастья нет.
Бог с ним! Нет! моя жизнь исчерпана; я устал, утомился жить…
Оба замолчали. Александр поглядывал на шляпу; тетка придумывала, чем бы еще
остановить его.
– А талант! – вдруг сказала она с живостью.
– Э! ma tante! охота вам смеяться надо мной! Вы забыли русскую пословицу: лежачего
не бьют. У меня таланта нет, решительно нет. У меня есть чувство, была горячая голова;
мечты я принял за творчество и творил. Недавно еще я нашел кое-что из старых грехов,
прочел – и самому смешно стало. Дядюшка прав, что принудил меня сжечь все, что было.
Ах, если б я мог воротить прошедшее! Не так я распорядился им.
– Не разочаровывайтесь до конца! – сказала она, – всякому из нас послан тяжкий
крест…
– Кому это крест? – спросил Петр Иваныч, входя в комнату. – Здравствуй, Александр!
тебе, что ли?
Петр Иваныч сгорбился и шел, едва передвигая ноги.
– Только не такой, как ты думаешь, – сказала Лизавета Александровна, – я говорю о
тяжком кресте, который несет Александр…
– Что он там еще несет? – спросил Петр Иваныч, опускаясь с величайшею
осторожностью в кресла. – Ох! какая боль! что это за наказание!
Лизавета Александровна помогла ему сесть, подложила под спину подушку, под ноги
подвинула скамеечку.
– Что с вами, дядюшка? – спросил Александр.