Page 5 - Обыкновенная история

Гончаров – мыслитель, социолог – хочет увидеть идеал в новом типе человека, в Петре
Иваныче Адуеве. Хочет… Но Гончаров-художник не дает возможности затуманиться глазам
Гончарова – человека размышляющего. В познании истины художник в известном смысле
более точен, нежели мыслитель, ибо «художественная литература, – по меткому выражению
А.П. Чехова, – потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она
есть на самом деле. Ее назначение – правда безусловная и честная».
С чувством бесспорного превосходства, с высоты своего возраста и опыта, с вершины
своего знания жизни сокрушает дядя наивную и чистую веру племянника в «мира
совершенство», и сокрушает с большим успехом. Вот что творится в душе когда-то пылкого,
юного Александра:
«Вглядываясь в жизнь, вопрошая сердце, голову, он с ужасом видел, что ни там ни сям
не осталось ни одной мечты, ни одной розовой надежды: все уже было назади; туман
рассеялся; перед ним разостлалась, как степь, голая действительность. Боже! какое
необозримое пространство! какой скучный безотрадный вид! Прошлое погибло, будущее
уничтожено, счастья нет: все химера – а живи!»
Адуев-младший опускается до самого жалкого состояния и доходит до попытки
самоубийства. Гончаров не щадит своего героя – развенчивает полностью. Нет сомнений: да,
именно так и бывает с разочаровавшимися в жизни людьми.
«Научите же меня, дядюшка, по крайней мере, что мне делать теперь? Как вы вашим
умом разрешите эту задачу?» – восклицает в полном бессилии Александр. И получает ответ:
«Что делать? Да… ехать в деревню».
И, проклиная город, где он похоронил свои лучшие чувства и утратил жизненные силы,
Александр возвращается к «весям и пажитям»: едет назад в деревню. Александр не одержал
победы. Ее одержал дядя. Одержал полностью.
Напрасно Александр едет в деревню, надеясь там на чудо воскрешения. Воскрешение
невозможно, возможно только преображение. И оно происходит. Как это ни странно, но
именно в деревне Александр начал тосковать по Петербургу, тому самому злому, мрачному,
бездушному Петербургу, который он так недавно предавал анафеме. В мозгу
преображенного Александра зашевелились новые мысли: «Чем дядюшка лучше меня? Разве
я не могу отыскать себе дороги?.. нельзя же погибнуть здесь!.. А моя карьера, а фортуна?.. я
только очень отстал… да за что же?..» И Александр Федорыв Адуев мчится обратно в
Петербург делать свою карьеру и фортуну!
«…к вам приедет не сумасброд, не мечтатель, не разочарованный, не провинциал, а
просто человек, каких в Петербурге много и каким бы давно мне пора быть», – пишет он
тетушке.
Я давно заметил такое явление жизни: некоторые молодые люди, склонные к
идеализации действительности, мечущие громы и молнии против любых проявлений
человеческих слабостей, требующие от других идеального поведения, – повзрослев и увидав
своих сверстников, людей, может быть, и не таких уж идеальных, ушедших далеко вперед по
пути обыкновенного жизненного продвижения, вдруг как бы спохватываются и начинаются
их догонять. Догонять во что бы то ни стало! И тут эти самые милые требовательные
идеалисты превращаются в людей чрезвычайно практических, не брезгающих никакими
средствами в достижении их запоздалых целей, и куда более скверных, нежели те, кого они
так недавно упрекали во всех смертных грехах.
То же произошло и с Александром. Наивный, чистый провинциал-идеалист становится,
попросту говоря, чудовищем. Гончаров развенчал своего героя до конца. Вот, как бы говорит
автор, таков конец человека, входящего в жизнь с надуманными представлениями о ней.
Сначала он разбивает свой идеальный лоб о реальные острые углы жизни, потом этот лоб
твердеет и на нем, этом лбу, вырастает твердый нарост, человек становится носорогом.
Но каковы же плоды победы Петра Иваныча, любимого героя автора? Героя, в котором
Гончаров видел человека дела, человека труда, способного на борьбу со всероссийским
застоем? Как это ни странно и даже ни алогично, плоды победы дядюшки один другого