Page 51 - Обыкновенная история

– Это не самолюбие, а расчет.
– Опять расчет!
– Ну, размышление, если хочешь.
– А если она влюбится в кого-нибудь?
– До этого не надо допускать; а если б и случился такой грех, так можно поискуснее
расхолодить.
– Будто это можно? разве в вашей власти…
– Весьма.
– Этак бы делали все обманутые мужья, – сказал Александр, – если б был способ…
– Не все мужья одинаковы, мой милый: одни очень равнодушны к своим женам, не
обращают внимания на то, что делается вокруг них, и не хотят заметить; другие из
самолюбия и хотели бы, да плохи: не умеют взяться за дело.
– Как же вы сделаете?
– Это мой секрет; тебе не втолкуешь: ты в горячке.
– Я счастлив теперь и благодарю бога; а о том, что будет впереди, и знать не хочу.
– Первая половина твоей фразы так умна, что хоть бы не влюбленному ее сказать: она
показывает уменье пользоваться настоящим; а вторая, извини, никуда не годится. «Не хочу
знать, что будет впереди», то есть не хочу думать о том, что было вчера и что есть сегодня;
не стану ни соображать, ни размышлять, не приготовлюсь к тому, не остерегусь этого, так,
куда ветер подует! Помилуй, на что это похоже?
– А по-вашему, как же, дядюшка? Настанет миг блаженства, надо взять увеличительное
стекло, да и рассматривать…
– Нет, уменьшительное, чтоб с радости не одуреть вдруг, не вешаться всем на шею.
– Или придет минута грусти, – продолжал Александр, – так ее рассматривать в ваше
уменьшительное стекло?
– Нет, грусть в увеличительное: легче перенесть, когда вообразишь неприятность вдвое
больше, нежели она есть.
– Зачем же, – продолжал Александр с досадой, – я буду убивать вначале всякую
радость холодным размышлением, не упившись ею, думать: вот она изменит, пройдет? зачем
буду терзаться заранее горем, когда оно не настало?
– А зато, когда настанет, – перебил дядя, – так подумаешь – и горе пройдет, как
проходило тогда-то и тогда-то, и со мной, и с тем, и с другим. Надеюсь, это не дурно и стоит
обратить на это внимание; тогда и терзаться не станешь, когда разглядишь переменчивость
всех шансов в жизни; будешь хладнокровен и покоен, сколько может быть покоен человек.
– Так вот где тайна вашего спокойствия! – задумчиво сказал Александр.
Петр Иваныч молчал и писал.
– Но что ж за жизнь! – начал Александр, – не забыться, а все думать, думать… нет, я
чувствую, что это не так! Я хочу жить без вашего холодного анализа, не думая о том,
ожидает ли меня впереди беда, опасность, или нет – все равно!.. Зачем я буду думать заранее
и отравлять…
– Ведь я говорю зачем, а он все свое! не заставь меня сделать на твой счет
какого-нибудь обидного сравнения. Затем, что когда предвидишь опасность, препятствие,
беду, так легче бороться с ней или перенести ее: ни с ума не сойдешь, ни умрешь; а когда
придет радость, так не будешь скакать и опрокидывать бюстов – ясно ли? Ему говорят: вот
начало, смотри же, соображай по этому конец, а он закрывает глаза, мотает головой, как при
виде пугала какого-нибудь, и живет по-детски. По-твоему, живи день за днем, как живется,
сиди у порога своей хижины, измеряй жизнь обедами, танцами, любовью да неизменной
дружбой. Всё хотят золотого века! Уж я сказал тебе, что с твоими идеями хорошо сидеть в
деревне, с бабой да полдюжиной ребят, а здесь надо дело делать; для этого беспрестанно
надо думать и помнить, что делал вчера, что делаешь сегодня, чтобы знать, что нужно делать
завтра, то есть жить с беспрерывной поверкой себя и своих занятий. С этим дойдем до
чего-нибудь дельного; а так… Да что с тобою толковать: ты теперь в бреду. Ай! скоро час.