Page 47 - Обыкновенная история
P. 47

но только как не станет у тебя «презренного металла», у меня не проси – не дам…
                     – Я, кажется, не часто беспокоил вас.
                     – До  сих  пор,  слава  богу,  нет,  а  может  случиться,  если  бросишь  дело;  любовь  тоже
               требует  денег:  тут  и  лишнее  щегольство  и  разные  другие  траты…  Ох,  эта  мне  любовь  в
               двадцать лет! вот уж презренная, так презренная, никуда не годится!
                     – Какая же, дядюшка, годится? в сорок?
                     – Я не знаю, какова любовь в сорок лет, а в тридцать девять…
                     – Как ваша?
                     – Пожалуй, как моя.
                     – То есть никакая.
                     – Ты почему знаешь?
                     – Будто вы можете любить?
                     – Почему же нет? разве я не человек, или разве мне восемьдесят лет? Только если я
               люблю, то люблю разумно, помню себя, не бью и не опрокидываю ничего.
                     – Разумная  любовь!  хороша  любовь,  которая  помнит  себя! –  насмешливо  заметил
               Александр, – которая ни на минуту не забудется…
                     – Дикая, животная, – перебил Петр Иваныч, – не помнит, а разумная должна помнить; в
               противном случае это не любовь…
                     – А что же?..
                     – Так, гнусность, как ты говоришь.
                     – Вы… любите! – говорил Александр, глядя недоверчиво на дядю, – ха, ха, ха!
                     Петр Иваныч молча писал.
                     – Кого же, дядюшка? – спросил Александр.
                     – Тебе хочется знать?
                     – Хотелось бы.
                     – Свою невесту.
                     – Не… невесту! – едва выговорил Александр, вскочив с места и подходя к дяде.
                     – Не  близко,  не  близко,  Александр,  закрой  клапан! –  заговорил  Петр  Иваныч,  увидя,
               какие  большие  глаза  сделал  племянник,  и  проворно  придвинул  к  себе  разные  мелкие
               вещицы, бюстики, фигурки, часы и чернильницу.
                     – Стало быть, вы женитесь? – спросил Александр с тем же изумлением.
                     – Стало быть.
                     – И  вы  так  покойны!  пишете  в  Москву  письма,  разговариваете  о  посторонних
               предметах, ездите на завод и еще так адски холодно рассуждаете о любви!
                     – Адски холодно – это ново! в аду, говорят, жарко. Да что ты на меня смотришь так
               дико?
                     – Вы – женитесь!
                     – Что ж тут удивительного? – спросил Петр Иваныч, положив перо.
                     – Как что? женитесь – и ни слова мне!
                     – Извини, я забыл попросить у тебя позволения.
                     – Не  просить  позволения,  дядюшка,  а  надо  же  мне  знать.  Родной  дядя  женится,  а  я
               ничего не знаю, мне и не сказали!..
                     – Вот ведь сказал.
                     – Сказали, потому что кстати пришлось.
                     – Я стараюсь, по возможности, все делать кстати.
                     – Нет,  чтоб  первому  мне  сообщить  вашу  радость:  вы  знаете,  как  я  люблю  вас  и  как
               разделю…
                     – Я вообще избегаю дележа, а в женитьбе и подавно.
                     – Знаете что, дядюшка? – сказал Александр с живостью, – может быть… нет, не могу
               таиться перед вами… Я не таков, все выскажу…
                     – Ох, Александр, некогда мне; если новая история, так нельзя ли завтра?
                     – Я хочу только сказать, что, может быть… и я близок к тому же счастью…
   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52