Page 46 - Обыкновенная история

выпустить там весь этот пар и проделать все проделки с Евсеем, чтобы никто не видал.
Потом немного одумаешься, будешь добиваться уж другого, поцелуя например…
– Поцелуй Наденьки! о, какая высокая, небесная награда! – почти заревел Александр.
– Небесная!
– Что же – материальная, земная, по-вашему?
– Без сомнения, действие электричества; влюбленные – все равно что две лейденские
банки: оба сильно заряжены; поцелуями электричество разрешается, и когда разрешится
совсем – прости любовь, следует охлаждение…
– Дядюшка…
– Да! а ты думал как?
– Какой взгляд! какие понятия!
– Да, я забыл: у тебя еще будут фигурировать «вещественные знаки». Опять нанесешь
всякой дряни и будешь задумываться да разглядывать, а дело в сторону.
Александр вдруг схватился за карман.
– Что, уж есть? будешь делать все то же, что люди делают с сотворения мира.
– Стало быть, то же, что и вы делали, дядюшка?
– Да, только поглупее.
– Поглупее! Не называете ли вы глупостью то, что я буду любить глубже, сильнее вас,
не издеваться над чувством, не шутить и не играть им холодно, как вы… и не сдергивать
покрывала с священных тайн…
– Ты будешь любить, как и другие, ни глубже, ни сильнее; будешь также сдергивать и
покрывало с тайн… но только ты будешь верить в вечность и неизменность любви, да об
одном этом и думать, а вот это-то и глупо: сам себе готовишь горя более, нежели сколько бы
его должно быть.
– О, это ужасно, ужасно, что вы говорите, дядюшка! Сколько раз я давал себе слово
таить перед вами то, что происходит в сердце.
– Зачем же не сдержал? Вот пришел – помешал мне…
– Но ведь вы одни у меня, дядюшка, близкие: с кем же мне разделить этот избыток
чувств? а вы без милосердия вонзаете свой анатомический нож в самые тайные изгибы моего
сердца.
– Я это не для своего удовольствия делаю: ты сам просил моих советов. От скольких
глупостей я остерег тебя!..
– Нет, дядюшка, пусть же я буду вечно глуп в ваших глазах, но я не могу существовать
с такими понятиями о жизни, о людях. Это больно, грустно! тогда мне не надо жизни, я не
хочу ее при таких условиях – слышите ли? я не хочу.
– Слышу; да что ж мне делать? ведь не могу же я тебя лишить ее.
– Да! – говорил Александр, – вопреки вашим предсказаниям я буду счастлив, буду
любить вечно и однажды.
– Ох, нет! Я предчувствую, что ты еще много кое-чего перебьешь у меня. Но это бы все
ничего: любовь любовью; никто не мешает тебе; не нами заведено заниматься особенно
прилежно любовью в твои лета, но, однако ж, не до такой степени, чтобы бросать дело;
любовь любовью, а дело делом…
– Да я делаю извлечения из немецких…
– Полно, никаких ты извлечений не делаешь, предаешься только сладостной неге, а
редактор откажет тебе…
– Пусть его! я не нуждаюсь. Могу ли я думать теперь о презренной пользе, когда…
– О презренной пользе ! презренная! Ты уж лучше построй в горах хижину, ешь хлеб с
водой и пой:

Мне хижина убога
С тобою будет рай… –