Page 72 - Обыкновенная история

– Неправда! maman хочет то, что вы хотите. Кому эти все подарки, ноты, альбомы,
цветы? всё maman?
– Да, maman очень любит цветы. Вчера еще она купила у садовника…
– А о чем вы с ним говорите вполголоса? – продолжал Александр, не обращая
внимания на ее слова, – посмотрите, вы бледнеете, вы сами чувствуете свою вину. Разрушить
счастье человека, забыть, уничтожить все так скоро, легко: лицемерие, неблагодарность,
ложь, измена!.. да, измена!.. как могли вы допустить себя до этого? Богатый граф, лев,
удостоил кинуть на вас благосклонный взгляд – и вы растаяли, пали ниц перед этим
мишурным солнцем; где стыд!!! Чтоб графа не было здесь! – говорил он задыхающимся
голосом, – слышите ли? оставьте, прекратите с ним все сношения, чтоб он забыл дорогу в
ваш дом!.. я не хочу…
Он с бешенством схватил ее за руку.
– Maman, maman! сюда! – пронзительным голосом закричала Наденька, вырываясь от
Александра, и, вырвавшись, опрометью бросилась бежать домой.
Он сел на скамью и схватился руками за голову.
Она прибежала в комнату бледная, испуганная и упала на стул.
– Что ты? что с тобой? что ты кричишь? – спросила встревоженная мать, идя ей
навстречу.
– Александр Федорыч… нездоров! – едва могла проговорить она.
– Так что ж так пугаться?
– Он такой страшный… maman, не пускайте его, ради бога, ко мне.
– Как ты меня перепугала, сумасшедшая! Ну что ж, что нездоров? я знаю, у него грудь
болит. Что тут страшного? не чахотка! потрет оподельдоком – все пройдет: видно, не
послушался, не потер.
Александр опомнился. Горячка прошла, но мука его удвоилась. Сомнений он не
прояснил, а перепугал Наденьку и теперь, конечно, не добьется от нее ответа: не так взялся
за дело. Ему, как всякому влюбленному, вдруг пришло в голову и то: «Ну, если она не
виновата? может быть, в самом деле она равнодушна к графу. Бестолковая мать приглашает
его каждый день: что же ей делать? Он, как светский человек, любезен; Наденька –
хорошенькая девушка: может быть, он и хочет нравиться ей, да ведь это еще не значит, что
уж и понравился. Ей, может быть, нравятся цветы, верховая езда, невинные развлечения, а не
сам граф? Да положим даже, что тут есть немного и кокетства: разве это не простительно?
другие и старше, да бог знает что делают».
Он отдохнул, луч радости блеснул в душе. Влюбленные все таковы: то очень слепы, то
слишком прозорливы. Притом же так приятно оправдать любимый предмет!
«А отчего же перемена в обращении со мной? – вдруг спрашивал он себя и снова
бледнел. – Зачем она убегает меня, молчит, будто стыдится? зачем вчера, в простой день,
оделась так нарядно? гостей, кроме его, не было. Зачем спросила, скоро ли начнутся
балеты?» Вопрос простой; но он вспомнил, что граф вскользь обещал доставать всегда ложу,
несмотря ни на какие трудности: следовательно, он будет с ними. «Зачем вчера ушла из
саду? зачем не пришла в сад? зачем спрашивала то, зачем не спрашивала…»
И снова впал он в тяжкие сомнения и снова жестоко мучился и дошел до заключения,
что Наденька даже никогда его и не любила.
«Боже, боже! – говорил он в отчаянье, – как тяжело, как горько жить! Дай мне это
мертвое спокойствие, этот сон души…»
Через четверть часа он пришел в комнату унылый, боязливый.
– Прощайте, Надежда Александровна, – сказал он робко.
– Прощайте, – отвечала она отрывисто, не поднимая глаз.
– Когда позволите мне прийти?
– Когда вам угодно. Впрочем… мы на той неделе переезжаем в город: мы вам дадим
знать тогда…
Он уехал. Прошло более двух недель. Все уже переехали с дач. Аристократические