Page 115 - Обломов
P. 115

потом. —  Что  я  скажу  ему:  мосьё  Обломов,  я  виновата,  я  завлекала…  Какой  стыд!  Это
               неправда! —  сказала  она,  вспыхнув  и  топнув  ногой. —  Кто  смеет  это  подумать?..  Разве  я
               знала,  что  выйдет?  А  если  б  этого  не  было,  если  б  не  вырвалось  у  него…  что  тогда?.. —
               спросила она. — Не знаю…» — думала.
                     У ней с того дня как-то странно на сердце… должно быть, ей очень обидно… даже в
               жар кидает, на щеках рдеют два розовые пятнышка…
                     — Раздражение… маленькая лихорадка, — говорил доктор.
                     «Что  наделал  этот  Обломов!  О,  ему  надо  дать  урок,  чтоб  этого  вперед  не  было!
               Попрошу ma tante отказать ему от дома: он не должен забываться… Как он смел!» — думала
               она, идя по парку, глаза ее горели…
                     Вдруг кто-то идет, слышит она.
                     «Идет кто-то…» — подумал Обломов.
                     И сошлись лицом к лицу.
                     — Ольга Сергеевна! — сказал он, трясясь, как осиновый лист.
                     — Илья Ильич! — отвечала она робко, и оба остановились.
                     — Здравствуйте, — сказал он.
                     — Здравствуйте, — говорила она.
                     — Вы куда идете? — спросил он.
                     — Так… — сказала она, не поднимая глаз.
                     — Я вам мешаю?
                     — О, ничуть… — отвечала она, взглянув на него быстро и с любопытством.
                     — Можно мне с вами? — спросил он вдруг, кинув на нее пытливый взгляд.
                     Они молча шли по дорожке. Ни от линейки учителя, ни от бровей директора никогда в
               жизни не стучало  так  сердце Обломова, как  теперь. Он хотел что-то сказать, пересиливал
               себя, но слова с языка не шли, только сердце билось неимоверно, как перед бедой.
                     — Не получили ли вы письма от Андрея Иваныча? — спросила она.
                     — Получил, — отвечал Обломов.
                     — Что он пишет?
                     — Зовет в Париж.
                     — Что ж вы?
                     — Поеду.
                     — Когда?
                     — Ужо… нет, завтра… как соберусь.
                     — Отчего так скоро? — спросила она.
                     Он молчал.
                     — Вам дача не нравится, или… скажите, отчего вы хотите уехать?
                     «Дерзкий! он еще ехать хочет!» — подумала она.
                     — Мне отчего-то больно, неловко, жжет меня, — прошептал Обломов, не глядя на нее.
                     Она молчала, сорвала ветку сирени и нюхала ее, закрыв лицо и нос.
                     — Понюхайте, как хорошо пахнет! — сказала она и закрыла нос и ему.
                     — А вот ландыши! Постойте, я нарву, — говорил он, нагибаясь к траве, — те лучше
               пахнут: полями, рощей, природы больше. А сирень все около домов растет, ветки так и лезут
               в окна, запах приторный. Вон еще роса на ландышах не высохла.
                     Он поднес ей несколько ландышей.
                     — А резеду вы любите? — спросила она.
                     — Нет: сильно очень пахнет, ни резеды, ни роз не люблю. Да я вообще не очень люблю
               цветов, в поле еще так, а в комнате — сколько возни с ними… сор…
                     — А вы любите, чтоб в комнатах чисто было? — спросила она, лукаво поглядывая на
               него. — Не терпите сору?
                     — Да, но у меня человек такой… — бормотал он. «О, злая!» — прибавил про себя.
                     — Вы прямо в Париж поедете? — спросила она.
                     — Да, Штольц давно ждет меня.
   110   111   112   113   114   115   116   117   118   119   120