Page 117 - Обломов
P. 117

— Забыла, все забыла! — скоро проговорила она, торопясь идти домой.
                     — Дайте руку, в знак, что вы не сердитесь..
                     Она, не глядя  на него, подала ему концы пальцев и, едва он коснулся их, тотчас же
               отдернула руку назад.
                     — Нет, не сердитесь! — сказал он со вздохом. — Как уверить мне вас, что это было
               увлечение,  что  я  не позволил бы  себе  забыться?..  Нет,  конечно,  не стану  больше  слушать
               вашего пения…
                     — Никак не уверяйте: не надо мне ваших уверений… — с живостью сказала она. — Я и
               сама не стану петь!
                     — Хорошо, я замолчу, — сказал он, — только, ради бога, не уходите так, а то у меня на
               душе останется такой камень.
                     Она пошла тише и стала напряженно прислушиваться к его словам.
                     — Если  правда,  что  вы  заплакали  бы,  не  услыхав,  как  я  ахнул  от  вашего  пения,  то
               теперь, если вы так уйдете, не улыбнетесь, не подадите руки дружески, я… пожалейте, Ольга
               Сергеевна! Я буду нездоров, у меня колени дрожат, я насилу стою…
                     — Отчего? — вдруг спросила она, взглянув на него.
                     — И сам не знаю, — сказал он, — стыд у меня прошел теперь: мне не стыдно от моего
               слова… мне кажется, в нем…
                     Опять у него мурашки поползли по сердцу, опять что-то лишнее оказалось там, опять
               ее ласковый и любопытный взгляд стал жечь его. Она так грациозно оборотилась к нему, с
               таким беспокойством ждала ответа.
                     — Что в нем? — нетерпеливо спросила она.
                     — Нет, боюсь сказать: вы опять рассердитесь.
                     — Говорите! — сказала она повелительно.
                     Он молчал.
                     — Мне  опять  плакать  хочется,  глядя  на  вас…  Видите,  у  меня  нет  самолюбия,  я  не
               стыжусь сердца…
                     — Отчего же плакать? — спросила она, и на щеках появились два розовые пятна.
                     — Мне все слышится ваш голос… я опять чувствую…
                     — Что? — сказала она, и слезы отхлынули от груди, она ждала напряженно.
                     Они подошли к крыльцу.
                     — Чувствую… — торопился досказать Обломов и остановился.
                     Она медленно, как будто с трудом, всходила по ступеням.
                     — Ту же музыку… то же… волнение… то же… чув… простите, простите — ей-богу,
               не могу сладить с собой…
                     — M-r  Обломов… —  строго  начала  она,  потом  вдруг  лицо  ее  озарилось  лучом
               улыбки, — я не сержусь, прощаю, — прибавила она мягко, — только вперед…
                     Она, не оборачиваясь, протянула ему назад руку, он схватил ее, поцеловал в ладонь,
               она  тихо  сжала  его  губы  и  мгновенно  порхнула  в  стеклянную  дверь,  а  он  остался  как
               вкопанный.


                                                              VII

                     Долго  он  глядел  ей  вслед  большими  глазами,  с  разинутым  ртом,  долго  поводил
               взглядом по кустам…
                     Прошли чужие, пролетела птица. Баба мимоходом спросила, не надо  ли ему ягод  —
               столбняк продолжался.
                     Он опять пошел  тихонько по той же аллее и до  половины ее дошел тихо, набрел  на
               ландыши,  которые  уронила  Ольга,  на  ветку  сирени,  которую  она  сорвала  и  с  досадой
               бросила.
                     «Отчего это она?» — стал он соображать, припоминать…
   112   113   114   115   116   117   118   119   120   121   122