Page 118 - Обломов

— Дурак, дурак! — вдруг вслух сказал он, хватая ландыши, ветку, и почти бегом
бросился по аллее. — Я прощенья просил, а она… ах, ужель?.. Какая мысль!
Счастливый, сияющий, точно «с месяцем во лбу», по выражению няньки, пришел он
домой, сел в угол дивана и быстро начертил по пыли на столе крупными буквами: «Ольга».
— Ах, какая пыль! — очнувшись от восторга, заметил он. — Захар! Захар! — долго
кричал он, потому что Захар сидел с кучерами у ворот, обращенных в переулок.
— Поди ты! — грозным шепотом говорила Анисья, дергая его за рукав. — Барин давно
зовет тебя.
— Посмотри, Захар, что это такое? — сказал Илья Ильич, но мягко, с добротой: он
сердиться был не в состоянии теперь. — Ты и здесь хочешь такой же беспорядок завести:
пыль, паутину? Нет, извини, я не позволю! И так Ольга Сергеевна мне проходу не дает: «Вы
любите, говорит, сор».
— Да, им хорошо говорить: у них пятеро людей, — заметил Захар, поворачиваясь к
двери.
— Куда ты? Возьми да смети: здесь сесть нельзя, ни облокотиться… Ведь это гадость,
это… обломовщина!
Захар надулся и стороной посмотрел на барина.
«Вона! — подумал он, — еще выдумал какое-то жалкое слово! А знакомое!»
— Ну, мети же, что стоишь? — сказал Обломов.
— Чего мести? Я мёл сегодня! — упрямо отвечал Захар.
— А откуда ж пыль, если мёл? Смотри, вон, вон! Чтоб не было! Сейчас смести!
— Я мёл, — твердил Захар, — не по десяти же раз мести! А пыль с улицы набирается…
здесь поле, дача, пыли много на улице.
— Да ты, Захар Трофимыч, — начала Анисья, вдруг выглянув из другой комнаты, —
напрасно сначала метешь пол, а потом со столов сметаешь: пыль-то опять и насядет… Ты бы
прежде…
— Ты что тут пришла указывать? — яростно захрипел Захар. — Иди к своему месту!
— Где же это видано — сначала пол мести, а потом со столов убирать?.. Барин оттого и
гневается…
— Ну, ну, ну! — закричал он, замахиваясь на нее локтем в грудь.
Она усмехнулась и спряталась. Обломов махнул и ему рукой, чтоб он шел вон. Он
прилег на шитую подушку головой, приложил руку к сердцу и стал прислушиваться, как оно
стучит.
«Ведь это вредно, — сказал он про себя. — Что делать? Если с доктором
посоветоваться, он, пожалуй, в Абиссинию пошлет!»
Пока Захар и Анисья не были женаты, каждый из них занимался своею частью и не
входил в чужую, то есть Анисья знала рынок и кухню и участвовала в убирании комнат
только раз в год, когда мыли полы.
Но после свадьбы доступ в барские покои ей сделался свободнее. Она помогала Захару,
и в комнатах стало чище, и вообще некоторые обязанности мужа она взяла на себя, частью
добровольно, частью потому, что Захар деспотически возложил их на нее.
— На вот, выколоти-ко ковер, — хрипел он повелительно, или: — Ты бы перебрала
вон, что там в углу навалено, да лишнее вынесла бы в кухню, — говорил он.
Так блаженствовал он с месяц: в комнатах чисто, барин не ворчит, «жалких слов» не
говорит, и он, Захар, ничего не делает. Но это блаженство миновалось — и вот по какой
причине.
Лишь только они с Анисьей принялись хозяйничать в барских комнатах вместе, Захар
что ни сделает, окажется глупостью. Каждый шаг его — все не то и не так. Пятьдесят пять
лет ходил он на белом свете с уверенностью, что все, что он ни делает, иначе и лучше
сделано быть не может.
И вдруг теперь в две недели Анисья доказала ему, что он — хоть брось, и притом она
делает это с такой обидной снисходительностью, так тихо, как делают только с детьми или с