Page 124 - Обломов

А если Ольга скажет:
— Ах, ma tante, неужели вам не наскучил этот лес да песок? Не лучше ли посмотреть в
другой стороне?
— Посмотрим, — говорила тетка. — Поедем, Оленька, в театр? — говорила тетка, —
давно кричат об этой пьесе.
— С удовольствием, — отвечала Ольга, но без торопливого желания угодить, без
выражения покорности.
Иногда они слегка и спорили.
— Помилуй, ma chere, к лицу ли тебе зеленые ленты? — говорила тетка. — Возьми
палевые.
— Ах, ma tante! уж я шестой раз в палевых, наконец приглядится.
— Ну, возьми pensee.
— А эти вам нравятся?
Тетка вглядывалась и медленно трясла головой.
— Как хочешь, ma chere, а я бы на твоем месте взяла pensee или палевые.
— Нет, ma tante, я лучше вот эти возьму, — говорила Ольга мягко и брала, что ей
хотелось.
Ольга спрашивала у тетки советов не как у авторитета, которого приговор должен быть
законом для нее, а так, как бы спросила совета у всякой другой, более ее опытной женщины.
— Ma tante, вы читали эту книгу — что это такое? — спрашивала она.
— Ах, какая гадость! — говорила тетка, отодвигая, но не пряча книгу и не принимая
никаких мер, чтоб Ольга не прочла ее.
И Ольге никогда не пришло бы в голову прочесть. Если они затруднялись обе, тот же
вопрос обращался к барону фон Лангвагену или к Штольцу, когда он был налицо, и книга
читалась или не читалась, по их приговору.
— Ma chere Ольга! — скажет иногда тетка. — Про этого молодого человека, который к
тебе часто подходит у Завадских, вчера мне что-то рассказывали, какую-то глупую историю.
И только. А Ольга как себе хочет потом: говори или не говори с ним.
Появление Обломова в доме не возбудило никаких вопросов, никакого особенного
внимания ни в тетке, ни в бароне, ни даже в Штольне. Последний хотел познакомить своего
приятеля в таком доме, где все было немного чопорно, где не только не предложат соснуть
после обеда, но где даже неудобно класть ногу на ногу, где надо быть свежеодетым,
помнить, о чем говоришь, — словом, нельзя ни задремать, ни опуститься, и где постоянно
шел живой, современный разговор.
Потом Штольц думал, что если внести в сонную жизнь Обломова присутствие
молодой, симпатичной, умной, живой и отчасти насмешливой женщины — это все равно,
что внести в мрачную комнату лампу, от которой по всем темным углам разольется ровный
свет, несколько градусов тепла, и комната повеселеет.
Вот весь результат, которого он добивался, знакомя друга своего с Ольгой. Он не
предвидел, что он вносит фейерверк, Ольга и Обломов — и подавно.
Илья Ильич высидел с теткой часа два чинно, не положив ни разу ноги на ногу,
разговаривая прилично обо всем, даже два раза ловко подвинул ей скамеечку под ноги.
Приехал барон, вежливо улыбнулся и ласково пожал ему руку.
Обломов еще чиннее вел себя, и все трое как нельзя более довольны были друг другом.
Тетка на разговоры по углам, на прогулки Обломова с Ольгой смотрела… или, лучше
сказать, никак не смотрела.
Гулять с молодым человеком, с франтом — это другое дело: она бы и тогда не сказала
ничего, но, с свойственным ей тактом, как-нибудь незаметно установила бы другой порядок:
сама бы пошла с ними раз или два, послала бы кого-нибудь третьего, и прогулки сами собою
бы кончились.
Но гулять «с мсьё Обломовым», сидеть с ним в углу большой залы, на балконе… что ж
из этого? Ему за тридцать лет: не станет же он говорить ей пустяков, давать каких-нибудь