Page 128 - Обломов

— Что ж мне, лгать, что ли, на старости лет? — оправдывался Захар.
— Поди вон! — повторил Илья Ильич.
Захару брань ничего, только бы «жалких слов» не говорил барин.
— Я сказал, что вы хотите переехать на Выборгскую сторону, — заключил Захар.
— Ступай! — повелительно крикнул Обломов.
Захар ушел и вздохнул на всю прихожую, а Обломов стал пить чай. захватить еще
снежку, как все лицо залепила ему целая глыба снегу: он упал,
Он отпил чай и из огромного запаса булок и кренделей съел только одну булку,
опасаясь опять нескромности Захара. Потом закурил сигару и сел к столу, развернул
какую-то книгу, прочел лист, хотел перевернуть — книга оказалась неразрезанною.
Обломов разорвал листы пальцем: от этого по краям листа образовались фестоны, а
книга чужая, Штольца, у которого заведен такой строгий скучный порядок, особенно насчет
книг, что не приведи бог! Бумаги, карандаши, все мелочи — как положит, так чтоб и лежали.
Надо бы взять костяной ножик, да его нет, можно, конечно, спросить и столовый, но
Обломов предпочел положить книгу на свое место и направиться к дивану, только что он
оперся рукой в шитую подушку, чтоб половчей приладиться лечь, как Захар вошел в
комнату.
— А ведь барышня-то просила вас прийти в этот… как его… ох!.. — доложил он.
— Что ж ты не сказал давеча, два часа назад? — торопливо спросил Обломов.
— Вон велели идти, не дали досказать… — возразил Захар.
— Ты губишь меня, Захар! — произнес Обломов патетически.
«Ну, никак опять за свое! — думал Захар, подставляя барину левую бакенбарду и глядя
в стену. — По-намеднишнему… ввернет словцо!»
— Куда прийти? — спросил Обломов.
— А вон в этот, как его? Да в сад, что ли…
— В парк? — спросил Обломов.
— В парк, точно так, «погулять, дескать, если угодно, я там буду»…
— Одеваться!
Обломов избегал весь парк, заглядывал в куртины, в беседки — нет Ольги. Он пошел
по той аллее, где было объяснение, и застал ее там, на скамье, недалеко от того места, где
она сорвала и бросила ветку.
— Я думала, что вы уж не придете, — сказала она ему ласково.
— Я давно ищу вас по всему парку, — отвечал он.
— Я знала, что вы будете искать, и нарочно села здесь, в этой аллее: думала, что вы
непременно пройдете по ней.
Он хотел было спросить: «Почему вы это думали?», но взглянул на нее и не спросил.
У ней лицо было другое, не прежнее, когда они гуляли тут, а то, с которым он оставил
ее в последний раз и которое задало ему такую тревогу. И ласка была какая-то сдержанная,
все выражение лица такое сосредоточенное, такое определенное, он видел, что в догадки,
намеки и наивные вопросы играть с ней нельзя, что этот ребяческий, веселый миг пережит.
Многое, что не досказано, к чему можно бы подойти с лукавым вопросом, было между
ними решено без слов, без объяснений, бог знает как, но воротиться к тому уже нельзя.
— Что вас не видать давно? — спросила она.
Он молчал. Ему хотелось бы опять как-нибудь стороной дать ей понять, что тайная
прелесть отношений их исчезла, что его тяготит эта сосредоточенность, которою она
окружила себя, как облаком, будто ушла в себя, и он не знает, как ему быть, как держать себя
с ней.
Но он чувствовал, что малейший намек на это вызовет у ней взгляд удивления, потом
прибавит холодности в обращении, может быть и совсем пропадет та искра участия, которую
он так неосторожно погасил в самом начале. Надо ее раздуть опять, тихо и осторожно, но как
— он решительно не знал.
Он смутно понимал, что она выросла и чуть ли не выше его, что отныне нет возврата к