Page 148 - Обломов

вперед, вперед… „как вся жизнь“, говорит Штольц. И не родился еще Иисус Навин, который
бы сказал ей: „Стой и не движись!“ Что ж будет завтра? — тревожно спросил он себя и
задумчиво, лениво пошел домой.
Проходя мимо окон Ольги, он слышал, как стесненная грудь ее облегчалась в звуках
Шуберта, как будто рыдала от счастья.
Боже мой! Как хорошо жить на свете!

XI

Обломов дома нашел еще письмо от Штольца, которое начиналось и кончалось
словами: "Теперь или никогда!", потом было исполнено упреков в неподвижности, потом
приглашение приехать непременно в Швейцарию, куда собирался Штольц, и, наконец, в
Италию.
Если же не это, так он звал Обломова в деревню, поверить свои дела, встряхнуть
запущенную жизнь мужиков, поверить и определить свой доход и при себе распорядиться
постройкой нового дома.
"Помни наш уговор: теперь или никогда", — заключил он.
— Теперь, теперь, теперь! — повторил Обломов. — Андрей не знает, какая поэма
разыгрывается в моей жизни. Какие ему еще дела? Разве я могу когда-нибудь и чем-нибудь
быть так занят? Попробовал бы он! Вот почитаешь о французах, об англичанах: будто они
все работают, будто все дело на уме! Ездят себе по всей Европе, иные даже в Азию и в
Африку, так, без всякого дела: кто рисовать альбом или древности откапывать, кто стрелять
львов или змей ловить. Не то, так дома сидят в благородной праздности, завтракают,
обедают с приятелями, с женщинами — вот и все дело! Что ж я за каторжник? Андрей
только выдумал: "Работай да работай, как лошадь!" К чему? Я сыт, одет. Однако Ольга опять
спрашивала, намерен ли я съездить в Обломовку…
Он бросился писать, соображать, ездил даже к архитектору. Вскоре на маленьком
столике у него расположен был план дома, сада. Дом семейный, просторный, с двумя
балконами.
"Тут я, тут Ольга, тут спальня, детская… — улыбаясь, думал он. — Но мужики,
мужики… — И улыбка слетала, забота морщила ему лоб. — Сосед пишет, входит в
подробности, говорит о запашке, об умолоте… Экая скука! Да еще предлагает на общий счет
проложить дорогу в большое торговое село, с мостом через речку, просит три тысячи денег,
хочет, чтоб я заложил Обломовку… А почем я знаю, нужно ли это?.. Выйдет ли толк? Не
обманывает ли он?.. Положим, он честный человек: Штольц его знает, да ведь он тоже может
обмануться, а я деньги-то ухну! Три тысячи — такую кучу! Где их взять? Нет, страшно! Еще
пишет, чтоб выселить некоторых мужиков на пустошь, и требует поскорей ответа — все
поскорей. Он берется выслать все документы для заклада имения в совет. "Пришли я ему
доверенность, в палату ступай засвидетельствовать" — вона чего захотел! А я и не знаю, где
палата, как двери-то отворяются туда".
Обломов другую неделю не отвечает ему, между тем даже и Ольга спрашивает, был ли
он в палате. Недавно Штольц также прислал письмо и к нему и к ней, спрашивает: "Что он
делает?"
Впрочем, Ольга могла только поверхностно наблюдать за деятельностью своего друга,
и то в доступной ей сфере. Весело ли он смотрит, охотно ли ездит всюду, является ли в
условный час в рощу, насколько занимает его городская новость, общий разговор. Всего
ревнивее следит она, не выпускает ли он из вида главную цель жизни. Если она и спросила
его о палате, так затем только, чтоб отвечать что-нибудь Штольцу о делах его друга.
Лето в самом разгаре, июль проходит, погода отличная. С Ольгой Обломов почти не
расстается. В ясный день он в парке, в жаркий полдень теряется с ней в роще, между сосен,
сидит у ее ног, читает ей, она уже вышивает другой лоскуток канвы — для него. И у них