Page 81 - Обломов

лакей, что все перебивал Захара. — Ты бывало думаешь, как бы повеселиться, а он вдруг,
словно угадает, что ты думал, идет мимо, да и ухватит вот этак, вот как Матвей Мосеич
Андрюшку. А это что, коли только ругается! Велика важность: «лысым чортом» выругает!
— Тебя бы, может, ухватил и его барин, — отвечал ему кучер, указывая на Захара, —
вишь, у те войлок какой на голове? А за что он ухватит Захара-то Трофимыча? Голова-то
словно тыква… Разве вот за эти две бороды-то, что на скулах-то, поймает: ну, там есть что!..
Все захохотали, а Захар был как ударом поражен этой выходкой кучера, с которым
одним он и вел до тех пор дружескую беседу.
— А вот как я скажу барину-то, — начал он с яростью хрипеть на кучера, — так он
найдет эа что и тебя ухватить: он тебе бороду-то выгладит: вишь, она у тебя в сосульках вся!
— Горазд же твой барин, коли будет чужим кучерам бороды гладить! Нет, вы
заведите-ка своих, да в те поры и гладьте, а то больно тороват!
— Не тебя ли взять в кучера, мазурика этакого? — захрипел Захар. — Так ты не
стоишь, чтоб тебя самого запрячь моему барину-то!
— Ну, уж барин! — заметил язвительно кучер. — Где ты этакого выкопал?
Он сам, и дворник, и цирюльник, и лакей, и защитник системы ругательства — все
захохотали.
— Смейтесь, смейтесь, а я вот скажу барину-то! — хрипел Захар.
— А тебе, — сказал он, обращаясь к дворнику, — надо бы унять этих разбойников, а не
смеяться. Ты зачем приставлен здесь? — Порядок всякий исправлять. А ты что? Я вот скажу
барину-то, постой, будет тебе!
— Ну, полно, полно, Захар Трофимыч! — говорил дворник, стараясь успокоить его, —
что он тебе сделал?
— Как он смеет так говорить про моего барина? — возразил горячо Захар, указывая на
кучера. — Да знает ли он, кто мой барин-то? — с благоговением спросил он. — Да тебе, —
говорил он, обращаясь к кучеру, — и во сне не увидать такого барина: добрый, умница,
красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам посмотреть, как выезжаете со двора на
бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка: дыр-то не
сосчитаешь!..
Надо заметить, что армяк на кучере был вовсе без дыр.
— Да уж такого не сыщешь, — перебил кучер и выдернул проворно совсем наружу
торчавший из подмышки Захара клочок рубашки.
— Полно, полно вам! — твердил дворник, протягивая между них руки.
— А! Ты платье мое драть! — закричал Захар, вытаскивая еще больше рубашки
наружу. — Постой, я покажу барину! Вот, братцы, посмотрите, что он сделал: платье мне
разорвал!..
— Да, я! — говорил кучер, несколько струсив. — Видно, барин оттрепал…
— Оттреплет этакий барин! — говорил Захар. — Такая добрая душа, да это золото — а
не барин, дай бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой не
знаю, отроду дураком не назвал, живу в добре, в покое, ем с его стола, уйду, куда хочу, —
вот что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб, мужики все в пояс
мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то с своим…
У него от злости недоставало голоса, чтоб окончательно уничтожить своего
противника. Он остановился на минуту, чтоб собраться с силами и придумать ядовитое витое
слово, но не придумал от избытка скопившейся желчи.
— Да, вот постой, как еще ты за платье-то разделаешься: дадут тебе рвать!.. —
проговорил он наконец.
Задевши его барина, задели за живое и Захара. Расшевелили и честолюбие и
самолюбие: преданность проснулась и высказалась со всей силой. Он готов был облить ядом
желчи не только противника своего, но и его барина, и родню барина, который даже не знал,
есть ли она, и знакомых. Тут он с удивительною точностью повторил все клеветы и
злословия о господах, почерпнутые им из прежних бесед с кучером.